DOI: 10.31860/0131-6095-2021-1-227-228

<em><strong>© </strong></em><span style="text-decoration: underline;"><em><strong>Н. А. Богомолов,</strong></em></span><em><strong> © Е. А. Пономарева</strong></em>

ADDENDA

<strong>Год назад один из авторов этой заметки опубликовал фрагменты из ряда писем известного литературоведа Ивана Никаноровича Розанова (1874-1959)</strong><strong> </strong><strong> к жене из Кисловодска, где он отдыхал в санатории ЦЕКУБУ. Его соседкой там некоторое время была А. А. Ахматова, и в письмах довольно много упоминаний о ней, кратких пересказов разговоров, отзывов Ахматовой о писателях и др.</strong>¹<strong> Эти письма откололись от основного архива Розанова, хранящегося в Отделе рукописей РГБ, и оказались в Государственном музее А. С. Пушкина в Москве в составе его прославленной «Библиотеки русской поэзии». </strong><strong>Однако в свою очередь от них откололось и попало в частное собрание небольшое письмо, дающее несколько дополнительных подробностей и любопытных характеристик для воссоздания облика Ахматовой и ее интересов как читательницы французской поэзии в связи с творчеством Пушкина.</strong>

<strong>Письмо на почтовой бумаге небольшого формата, вероятно, из набора с видами города и его окрестностей.</strong>²<strong> Верхнюю треть листа занимает картинка под названием «Кисловодск. „Храм Воздуха“». Сверху над изображением Розанов написал: «Я посылал уже „Храм Воздуха“ вблизи. Теперь он издали». Затем нарисована обращенная к правому краю картинки стрелка, около которой слова: «Эльбрус с этой стороны».</strong>

<strong>Само письмо начинается под картинкой, и поначалу Розанов продолжает писать чернилами, указывая по левому краю даты: «9 VII суббота / 21ый день (21/35)», а по правому — «№ 21 (23)».</strong> <strong>Затем он переходит на карандаш. На лицевой стороне — вполне бытовые записи: «6 ч. вечера. Сижу в парке на лавочке. Через дорожку несколько молодых дубков. Зайдешь за эти дубки и увидишь „Храм Воздуха“ приблизительно в таком виде, как он на этой картинке.</strong>

<strong>21/35, т. е. 3/5 с сегодняшним днем кончился. День был ванный, т. е. посвященный этой процедуре (у меня ванны начинаются почти всегда в 10 ч. 30 м., в 11.30 или 11.15 я уже дома) и многократному лежанию до обеда».</strong>

<strong>Очевидно, что он считает дни, оставшиеся до окончания его пребывания вдали от жены, и тщательно нумерует доказательства того, что пишет каждый день (вторая цифра, видимо, увеличивает количество писем за счет посланных с дороги).</strong>

<strong>Самое интересное записано на обороте: «А. А. удивляет меня своими познаниями в литературе и истории. Про Пушкина говорит она не как любительница, а как пушкинистка, занимавшаяся специально исследованиями в этой области. Особенно интересует ее вопрос о влиянии на Пушкина французской поэзии, в частности Буало. Татьяна Ларина, по ее словам, напрасно признается „типично русской“. На создание этого типа повлияло стихотворение А. Шенье, переведенное Пушкиным: „Ты вянешь и молчишь, тоска тебя снедает“.</strong>

<strong>А. А. уже несколько лет „вегетарианка“. Молока она не любит и вместо молочно-растительного стола признает только растительный. „Пасусь!“ — сказала она про себя. Она нередко выражается образно: сегодня ей пришлось под дождем пробираться осторожно в контору. „Как кошка по снегу“, — определила она. Ненавидит она переводы, неразрезанные книги и... и почему-то... Украину».</strong>

<strong>Несмотря на малый объем, извлечь из публикуемого текста удается не так уж мало. Прежде всего, следует учитывать лишнее свидетельство интереса Ахматовой к Буало, о чем известно немного. Р. Д. Тименчик писал: «В зиму 1926/27 г. Ахматова усиленно занималась поисками французских источников Пушкина. По-видимому, с этой работой связаны сведения, которые один из современников сообщал со слов Ю. Н. Верховского: „Весь прошлый год он пробыл в Петербурге. Бывал у Ахматовой. Говорит, что она почти всю зиму пролежала: у нее туберкулез кишок. Она очень, очень много читает, прочла всего Вольтера, всего Буало, которого она, оказывается, очень любит“».</strong>³<strong> Ср. также записанное Л. К. Чуковской гневное замечание Ахматовой о Брюсове, не прочитавшем вовремя Буало.</strong>⁴

<strong>Любопытные уточнения вносят и фразы о влиянии Шенье. Как достаточно хорошо известно, Ахматова весьма интенсивно занималась вопросом о Пушкине и Шенье за год до интересующего нас момента. Главный свидетель этого — П. Н. Лукницкий. 15 мая 1926 года он записал: «...АА сегодня высказывала свои мысли по поводу влияния Шенье на „Евгения Онегина“. Попробую изложить их суть. <...> Тезис АА таков: все четыре главных действующих лица „Евгения Онегина“ (Онегин, Ленский, Татьяна и сам Пушкин) — вопреки явному желанию Пушкина резко разграничить их типы (Онегин — байронического типа герой, Ленский — чистейший романтик германского склада и т. д.) — носят в себе очень явные классические черты. И давая их характеристику, Пушкин непроизвольно включает в них классические элементы из Шенье и, вероятно («вероятно» — потому что АА этого не знает), из других классиков. Скажу лишь о Ленском (потому что АА обнаружила это сегодня — обнаружила с большой очевидностью). Описание могилы Ленского (глава 6, строфы XI, XII) в точности совпадет со стихотворением „Гроб юноши“, а источник последнего — элегия (?) Шенье. <...> Влияние Шенье на три остальные фигуры АА найдено раньше, и, кажется, у меня отмечено уже».</strong>⁵<strong> К сожалению, </strong><strong>Лукницкий или не записал этого, или записи оказались утрачены. Отчасти мы теперь можем восстановить хотя бы то, что Ахматова думала по поводу Татьяны.</strong>

<strong>Отметим кстати, что чуть позже, ровно за год до публикуемого письма, Лукницкий зафиксировал ее слова при разговоре о «Поэтическом хозяйстве Пушкина» Вл. Ходасевича: «</strong><strong>…</strong><strong>это точная наука, не рассуждения вроде „тип Татьяны как русской женщины“ или Айхенвальд».</strong>⁶^{<strong> </strong>}<strong>То есть формула «типично русская» признается ею ошибочной в принципе, она должна быть заменена исследовательскими методами самой Ахматовой или Ходасевича. Не будучи подлинными специалистами в области пушкинской библиографии, не можем быть полностью уверенными, но единственная известная нам работа, подробно освещающая тему влияния «Ты вянешь и молчишь, тоска тебя снедает.» на разработку образа Татьяны идет как раз по пути фиксации «типа Татьяны как русской женщины»: автор не знает или делает вид, что не знает источника пушкинского стихотворения — стихов А. Шенье.</strong>⁷<strong> Еще одна работа исходит лишь из самой общей констатации: «Работа над переводом элегии была для Пушкина своеобразным этюдом к характеру Татьяны — пробой красок, поиском интонаций».</strong>⁸

Записка Розанова позволяет нам увеличить количество вполне убедительных параллелей между творчеством французского и русского поэтов.