Везде
«QUESTIONING ABOUT THE CLAN-TRIBE»: TRANSFORMATIONS OF THE BYLINA’S LOCUS COMMUNIS IN A HISTORICAL SONG ABOUT STEPAN RAZIN
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
«QUESTIONING ABOUT THE CLAN-TRIBE»: TRANSFORMATIONS OF THE BYLINA’S LOCUS COMMUNIS IN A HISTORICAL SONG ABOUT STEPAN RAZIN
Annotation
PII
S013160950008896-9-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Tatiana Ivanova 
Occupation: Chief Researcher
Affiliation: Institute of Russian Literature (Pushkinskij Dom), Russian Academy of Sciences
Address: Russian Federation,
Edition
Issue 1
Pages
5-20
Abstract

The article discusses the transformation of the locus communis «clan-tribe» in historical songs about Stepan Razin. Having emerged as a bylina formula, it is expanded in the historical song in a social or geographical aspect. Transformation processes aid to the comprehension of the mechanisms of continuity within the folk tradition, and are motivated by the formation of the history awareness among the Russian people.

Keywords
historical song, bylina, locus communis «clan-tribe», folklore tradition.
Received
21.03.2020
Date of publication
28.03.2020
Number of purchasers
29
Views
584
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf Download JATS
1 DOI: 10.31860/0131-6095-2020-1-
2 © Т. Г. Иванова
3 Трансформации былинного типического места «расспросы о роде-племени» в исторической песне о Степане Разине
4 Наследие былинной поэтики в исторических песнях XVI–ХVII веков представлено на разных уровнях. Так, в «Кострюке» прочитывается эпический закон «предварительной недооценки богатыря»: Потанюшка Хроменький (хромота и есть его недооценка) побеждает чужеземного нахвальщика Кострюка (ср. былинный сюжет «Илья Муромец и Идолище»: русский богатырь, съедающий за один раз лишь корочку хлеба и выпивающий чарочку пива, побивает обжору-богатыря Идолище).1 «Старшие» исторические песни наследуют от былин и типические места (loci communes). Например, типические места «пир у князя Владимира» и «хвастовство на пиру» сложились в эпической традиции: чуть ли не половина былинных текстов начинаются с пира. Пир является зачином и популярнейшей песни XVI века «Гнев Ивана Грозного на сына». Равным образом «старшие» исторические песни заимствуют от былин и такое типическое место, как «седлание коня» (см., к примеру, это locus communis в некоторых вариантах исторической песни начала XVII века о Михаиле Скопине-Шуйском).
1. О законе предварительной недооценки богатыря см.: Скафтымов А. П. Поэтика и генезис былин. Саратов, 1994.
5 Однако, подчеркнем, былинные типические места «пир» и «седлание коня» в исторических песнях не претерпевают по сравнению с былинами практически никаких изменений. Типическое же место «расспросы о роде-племени» в песне разинского цикла «Сынок» (Крестьянская война под руководством Степана Разина разворачивалась в Поволжье в 1670–1671 годах), которое является предметом нашего исследования, напротив, демонстрирует множество вариаций. Названное былинное locus communis в исторической песне трансформируется, расширяется, изменяется, наполняется другим, относительно былины, содержанием, что мы и постараемся показать.
6 Классическая ситуация реализации темы «расспросы о роде-племени» в былинах связана со столкновением богатырей в чистом поле: бой Ильи Муромца и Сокольника; поединок Добрыни и Дуная; битва Добрыни Никитича и Ильи Муромца; поединок Дуная с Настасьей-богатыршей (в составе былины «Дунай-сват») и подобный же бой Добрыни Никитича с Настасьей Никуличной (в составе былины «Добрыня и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича»). В былинах, в эпизоде, когда победивший расспрашивает побежденного, формула предельно лаконична:
7 А ты какого роду-племени,
8 А ты какого отца-матери…2
2. Былины Мезени / Корпус текстов и комм. подг. А. А. Горелов, Т. Г. Иванова, А. Н. Мартынова, Ю. И. Марченко, Ю. А. Новиков, Л. И. Петрова, А. Н. Розов, Ф. М. Селиванов. СПб.; М., 2003. № 89, ст. 178–179 (Свод русского фольклора. Былины: В 25 т. Т. 3).
9 («Илья Муромец и Сокольник»)
10 Очевидно, что былины, созданные в X–XIII веках, на заре русской государственности, отражают ту эпоху, когда родо-племенные отношения еще не были изжиты до конца и в чем-то оставались актуальными. Именно поэтому былинная формула знакомства богатырей (часто в результате поединка) включает понятия о роде и племени. В то же время обратим внимание на то, что типическое место помимо формулы «род-племя» содержит формулу «какого отца-матери», что свидетельствует об определенном «сдвиге» (слово Б. Н. Путилова,3 давшего фундаментальное описание историко-типологического метода) в общественных отношениях: на первое место выдвигается уже не род, а семья и, следовательно, отец и мать, стоящие во главе семьи.
3. Путилов Б. Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. Л., 1976.
11 В былинах сложилась и другая версия расспросов героя при первой встрече с противником – с лексемами «земля», «страна», «орда». Так, киевский богатырь Чурила задает приезжему из Галича Дюку Степановичу такой вопрос:
12 Ты с какой-де страны, да ты какой земли,
13 Ты какой-де земли, ище какой Орды…4
4. Былины Печоры / Корпус текстов подг. В. И. Еремина, В. И. Жекулина, В. В. Коргузалов, А. Ф. Некрылова. СПб.; М., 2001. № 150, ст. 80–81 (Свод русского фольклора. Былины: В 25 т. Т. 1).
14 («Дюк Степанович и Чурила Пленкович»)
15 Подобного рода формула встречается в былинных сюжетах «Илья Муромец и Соловей Разбойник» (вопрос князя Владимира к приехавшему в Киев Илье Муромцу), «Ставр Годинович» (обращение князя Владимира к жене Ставра, прибывшей в Киев в мужском образе) и т. д. Полагаем, что данная версия типического места сложилась много позднее по сравнению с формулой «род-племя». Формула отражает эпоху, когда для личности становится актуальна причастность к тому или иному государству. Более того, приведенная формула явно сложилась в XIII–XIV веках, – во времена монголо-татарского нашествия, когда в русский язык вошло слово «орда». Два государственных образования – Русь и Золотая Орда – в этот период противостояли друг другу. Предваряя ход дальнейшего исследования, подчеркнем, что былинное типическое место, даже в версии «какой страны, какой земли», никогда не строится вокруг какого-либо конкретного географического названия. В этой маленькой детали проявляются принципы обобщенного историзма, который характерен для былин.
16 В исторической песне разинского цикла «Сынок» (№ 163–294),5 отражающей совсем другое время (вторая половина XVII века), мы также встречаем тему расспросов: разудалый молодец гуляет по Астрахани, губернатор (воевода) требует его к себе на допрос, молодец отвечает, что он сын Разина, губернатор велит посадить его в тюрьму; Разин, плывущий на судне, призывает своих товарищей разобрать по камешкам тюрьму. Традиционно в фольклористике считается, что «сынок» – это разинский разведчик. Подавляющее большинство текстов записаны в Поволжье (Костромская, Нижегородская, Казанская, Симбирская, Саратовская, Астраханская губернии), но в целом география бытования этого сюжета очень обширна: центральные губернии (Орловская, Московская, Тульская, Тамбовская, Пензенская, Владимирская), южный Урал (Оренбургская, Уфимская губернии), юг России (Екатеринославская губерния и Северный Кавказ), Сибирь. Довольно большое количество вариантов зафиксировано в былинных губерниях – в Олонецкой и Архангельской, а также в соседних севернорусских регионах (Вологодская, Пермская, Вятская губернии) и на Северо-Западе (Новгородская и Псковская губернии).
5. Исторические песни XVII века / Изд. подг. О. Б. Алексеева, Б. М. Добровольский, Л. И. Емельянов, В. В. Коргузалов, А. Н. Лозанова, Б. Н. Путилов, Л. С. Шептаев. М.; Л., 1966. Далее ссылки на это издание даются сокращенно, с указанием номера текста и стиха.
17 Отметим разные ситуации расспросов в былинах и в разинской исторической песне. Если в былинах богатырь-победитель спрашивает побежденного, к какому роду-племени (какой земле) тот принадлежит, или же местный (киевский) герой задает подобный вопрос приезжему, то в песне «Сынок» рисуется допрос. Однако несмотря на разницу ситуаций, историческая песня совершенно определенно следует за былиной. Многочисленные варианты песни позволяет выявить многообразие трансформаций типического места «расспросы о роде-племени» и одновременно проследить закономерности в развитии этого locus communis.
18 Формулы «род-племя» и «какой земли, какой орды». Прежде всего отметим, что в исторической песне о «сынке» Разина можно найти примеры былинной формулы «род-племя»: «Ты скажи-ка, чей детина, чьего роду-племени?»6 (№ 240, ст. 12); «Ой, да ты откуда, молодец, / Роду-племени ты чей?» (№ 241, ст. 55–56). Знает историческая песня и сопряженную былинную формулу «какого отца-матери»:
6. Здесь и далее курсив в цитатах наш. – Т. И.
19 Уж и чей такой детина,
20 Чей удалый молодец?
21 Ты какого поведенья,
22 Чьего матери-отца?
23 (№ 175, ст. 33–36; см. также № 176)
24 В следующем варианте рассматриваемого типического места, как и в былинном тексте, слиты воедино формулы «чьего рода-племени» и «чьего отца-матери»:
25 Ты скажи, скажи, детина,
26 Чьего роду, чьего племя,
27 Чьего роду, чьего племя,
28 Чьего матери-отца,
29 Как по имени зовут?
30 (№ 257, ст. 32–36)
31 См. также: «Ты чьего роду, детинка, / Чьего племя молодец» (№ 190, ст. 33–34); «Ты какого роду-племени, кто родители твои?» (№ 196, ст. 17); «Ты скажи-ка, добрый молодец, чьего роду-племени. / И чьего матери-отца?» (№ 248, ст. 18–19); «Да ты скажи, скажи, молодчик, чьего роду-племени?» (№ 260, ст. 29).
32 Единично в разинской песне встретилось типическое место с формулой «какой земли, какой орды»: «Да ты какой орды, какой земли, / Да какого отца, да чьею матери?» (№ 192, ст. 25–26). Древнерусское «орда» («стан», «кочевье») восходит к монгольскому ‘ordu’, ‘orda’ («двор, лагерь, стоянка»).7 В процессе бытования в русском языке слово стало синонимом к слову «земля», «страна», что сказалось уже в былинах. В XVII веке эпоха завоевания Руси Золотой Ордой осталась далеко позади, и фольклорная традиция явственно демонстрирует, что слово «орда» должно оставаться в былинном эпосе, но неуместно в цикле, посвященном Степану Разину. Именно поэтому, повторим еще раз, лишь в одном тексте мы отметили это слово.
7. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М., 1987. Т. 3. С. 150.
33 Былинная формула «род-племя» в песне XVII века может трансформироваться: «Чьего дому, чьего роду» (№ 165, ст. 20), где «род» (кровное родство) в формуле сопрягается с «домом» – с локусом, который в сознании и в языке часто определяется формулой «родной дом». См. также: «Ты скажи-ка, молодец, чьего роду, чьего дому, чьего матери-отца?» (№ 170, ст. 12); «Чьего роду, чьего дому, чьего матери-отца» (№ 268, ст. 10); «Чьего роду, чьего дому, / Как по имени назвать?» (№ 173, ст. 30–31); «Чьего дома, чьего рода, как по имени назвать?» (№ 263, ст. 15).
34 В результате дальнейшей трансформации рассматриваемое locus communis включает помимо формулы «род-племя» лексемы «село» и «город», т. е. типическое место все более отдаляется от родо-племенного сознания: «Ай, ты откуда, молодец, / Роду-племени, села?» (№ 289, ст. 83–84); «Чьего городу-села, чьего матери-отца?» (№ 203, ст. 15); «Чьего ты городу и села, / Чьего рода ты отца?» (№ 224, ст. 14–15).
35 Укажем на формулу «Уж каких ты родов, / Из каких городов?» (№ 186, ст. 23–24); «Да чьего рода, из которого города» (№ 197, ст. 52). Этот вид формулы оказывается общим для севернорусской былины и южнорусской исторической песни. См., например, в печорской былине: «Ты коих же ты родов, да коих городов? / А ты коéй ище земли, коéй Орды?»8
8. Былины Печоры / Корпус текстов подг. В. И. Еремина, В. И. Жекулина, В. В. Коргузалов, А. Ф. Некрылова. СПб.; М., 2001. № 176, ст. 194–195 (Свод русского фольклора. Былины: В 25 т. Т. 2).
36 Имеются и версии, в которых исчезают слова «род» и «племя», но суть формулы сохраняется; она латентно скрывается в единственном слове «чей»: «Чей же ты, вор-детинушка, / Чей ты, незнамый человек?» (№ 216, ст. 26–27; см. также: № 217, ст. 43–44; № 237, ст. 11–12; № 238, ст. 12; № 243, ст. 42–43; № 247, ст. 28–29; № 249, ст. 12; № 251, ст. 41–42; № 252, ст. 23; № 253, ст. 12).
37 Таким образом, первые шаги в исследовании типического места «род-племя» обнаруживают, что это locus communis, как и другие, является общим для русского эпоса и историко-песенного фольклора. Однако гораздо более интересны примеры, где наличествует «сдвиг», т. е. типическое место подвергается существенным и сущностным трансформациям.
38 Расширение типического места. Социальный аспект. Дальнейшая принципиальная трансформация былинного типического места «род-племя» в песне о «сынке» Разина имеет два направления: социальное и географическое. Locus communis нередко сохраняет формулу «род-племя», при этом губернатор задается вопросом или о социальном статусе «сынка», или о локусе, откуда тот родом. Специально подчеркнем, что в былинах богатыри никогда не спрашивают, к какому социальному слою принадлежит их противник или из какого города он родом.
39 В разинской песне о «сынке» социальное и географическое начала чаще всего сплетаются воедино:
40 Ты скажи, скажи, молодчик, чье… чьего роду ты племя <…>,
41 Иль ты царскай, или барскай, или га… гастрыханскай <…>,
42 Или с Дону казачок, да иль казачий ты сынок…
43 (№ 167, ст. 16–20)
44 Чьего рода, чьего племени, чей отеческой сын?
45 Иль из нашего городу, из Астр<ахани>?
46 (№ 183, ст. 17–18)
47 В предполагаемом социальном статусе героя чаще всего называют «казак» («казацкий сын»): «Не казак ли ты, добрый молодец, и не казачий ли ты сын?» (№ 245, ст. 23); «Чьего дому, чьего роду, как по имени зовут: / Или с Дону казак, или казачий сын?» (№ 246, ст. 16–17).
48 Социальный статус в вопросе астраханского губернатора расширяется за счет двух социальных групп – «купец» и «бурлак», причем, как правило, с обязательным локальным приурочением:
49 Или с Дону ты казак, иль казацкый ты сын,
50 Иль казацкый ты сын, или низовскый купец?
51 (№ 163, ст. 21–22)
52 Или с Дону ты казак, или с низу бурлак,
53 Или с матушки Москвы ты купеческий сын?
54 (№ 223, ст. 10–11)
55 Появление названных социальных статусов в песне разинского цикла вполне логично. Вся деятельность Степана Разина так или иначе происходила на воде – на реке и на море, а «профессии» купца, перевозившего товары по рекам (караваны торговых судов на Волге грабил Разин), и бурлака тесно связаны и с Волгой, и с Доном, бывшими торговыми артериями России XVII века. Следует заметить, что бурлаки появились в России уже в XVI веке. Ко второй половине XVII века фигура бурлака стала привычной для Поволжья.
56 Весьма интересны редкие формулы, где «сынок» наделяется принципиально низким социальным статусом – «беглый человек»: «Не беглец ли ты, не беглый ли прохожий человек?» (№ 171, ст. 11). Напомним, что одной из причин, почему Крестьянская война под руководством Степана Разина получила такой размах, стало регулярное исполнение царского указа о бессрочном сыске беглых (1649 год). До 1649 года существовало правило «урочных лет», в течение которых Сыскные приказы искали того или иного беглого крестьянина, а затем поиск прекращали. Тогда же, после 1649 года, начало разрушаться и казачье кредо «С Дона выдачи нет». Приведем еще один пример типического места с предполагаемым низким статусом «сынка»:
57 Ты скажи, скажи, бродяга, ты откыда, чей такой?
58 Или с Дону ты казак, иль казацкый ты сын,
59 Иль казацкый ты сын, или низовскый купец?
60 (№ 163, ст. 20–22)
61 Сюда же примыкает формула со словом «мужичок»: «Ты отколь, отколь будешь, мужичок?» (№ 254, ст. 23).
62 В ряду формул, конструирующих рассматриваемое типическое место, появляются лексемы «вор», «вор-разбойник», «плут», «каторжный», явственно отражающие позицию власти по отношению к разинцам:
63 Ты откудова, детина,
64 Из какову городу?
65 Али плут ты,
66 Али вор,
67 Али каторжной?
68 (№ 221, ст. 32–36)
69 Ты скажи-ка, вор-разбойник,
70 Чей ты будешь-ка сынок?
71 (№ 234, ст. 28–29)
72 Напомним, что слово «вор» в языке позднего средневековья и XVIII века означало «смутьян, бунтовщик, нарушитель закона, преступник».9 В документах начала XVIII века «ворами» называются Кондратий Булавин и Мазепа. В. И. Даль фиксирует еще одно значение слова «вор» – «изменник».10 Если слова «вор» и «вор-разбойник» полностью соответствуют эпохе Степана Разина, то лексема «каторжный» явно отражает более позднее время. Каторга, бессрочная и урочная, как вид наказания, – обязательный подневольный труд на пользу государства – в России появилась в самом конце XVII века, в эпоху молодого Петра I, а окончательно сформировалась в XVIII веке. Включение в рассматриваемое типическое место лексем позднейшего времени (каторжный и губернатор) свидетельствует о развитии данного locus communis и за пределами эпохи Степана Разина.
9. Словарь русского языка XI–XVII вв. М., 1976. Вып. 3. С. 28; Словарь русского языка XVIII века. Л., 1988. Вып. 4. С. 68.

10. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978. Т. 1. С. 243.
73 Интересны версии анализируемого типического места, где обозначено повышение социального статуса героя. Поведение «сынка» (пьет, гуляет – расчет деньгам не дает) заставляет губернатора задать ему вопрос, в формуле которого имеются указания на высокий статус героя (князь, боярин, посол): «… из каких ты из земель, / Иль ты князь какой, иль боярин, иль купеческий сын, / Иль из иных городочков не скорóй ли ты посол?» (№ 179, ст. 28–30); «Ты ли княжеский, иль барский, иль купеческий сынок» (№ 187, ст. 20).
74 Имеются примеры, когда губернатор даже предполагает, не царским ли сыном является «сынок»:
75 Ты чьего роду, детинка,
76 Чьего племя молодец:
77 Может царский сын,
78 Аль барский,
79 Али сó Дону казак,
80 Али сó Дону казак,
81 Али ни́зовый бурлак,
82 Али с матушки Москвы
83 Торговый человек?
84 (№ 190, ст. 33–41)
85 Ты чьего городу-села, чьего матери-отца,
86 Иль ты царский, иль боярский, иль купеческий сынок?
87 (№ 250, ст. 15–16)
88 См. также: «Или царский, иль боярский, иль купеческий сынок?» (№ 195, ст. 15); «Аль ты царский, / Аль боярский, / Иль купеческий сынок?» (№ 256, ст. 23–25); «Или царский, или барский, / Иль купеческий сынок?» (№ 267, ст. 12–13); «Чиего ты рода-племя: / Или царского колена, / Иль купеческой сынок» (№ 218, ст. 30–32).
89 Весьма выразителен вариант формулы из песни, записанной в г. Сызрани Симбирской губернии А. М. Языковым во второй четверти XIX века. Здесь в вопросе имеется предположение, не царь ли разинский «сынок»: «Ты не царь ли, не царевич ли, не царской ли сынок» (№ 258, ст. 20). Похожая формула зарегистрирована в Сибири на Колыме в самом конце XIX века В. Г. Богоразом:
90 Царь ли ты, царевич, или царской сын,
91 Король ли ты, королевич, королевской сын?
92 (№ 279, ст. 37–38)
93 Ср. в Пензенской губернии: «… или царь какой, / Аль царевский сын, аль из иной земли король какой» (№ 280, ст. 13–14).
94 Возможно, эта версия типического места родилась вследствие известного факта: Степан Разин объявил, что в его войске скрывается царевич Алексей Алексеевич (1654–1670). Напомним, что старший сын царя Алексея Михайловича (от Марии Милославской) скончался 17 января 1670 года, причем сразу же в народе поползли слухи, что царевич был убит злодеями боярами; очень быстро сформировалась и «легенда об избавителе»: царевич спасся, скоро явится и даст облегчение положению народа. Этой социально-утопической легендой и воспользовался Степан Разин, объявив, что на одном из его стругов находится царевич Алексей Алексеевич, поддерживающий восставших.11
11. Чистов К. В. Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд). СПб., 2003. С. 108–120.
95 Расширение типического места. Географический аспект. Как уже было сказано, второе направление трансформации формулы «род-племя» связано с вопросом о локусе, откуда «сынок» родом. Очевидно, что это направление в расширении рассматриваемого locus communis развивается не из начальной былинной версии «род-племя», а из формулы «какой земли, какой орды». Однако, повторим еще раз, если в былинах географическая конкретика не получает развития, то в разинской исторической песне в задаваемом вопросе пространство расцвечено большим кругом легко узнаваемых топонимов.
96 На первом месте, естественно, находится Дон: «Ты не с Дона ли казак, / Не казачий ли сынок?» (№ 198, ст. 27–28); «Али ты с Дону казак, али казачей сын?» (№ 244, ст. 20); «Чи ти з Дону козак, чи ти козацький син?» (№ 293, полупрозаический текст). Этот гидроним в исследуемом типическом месте встречается почти в каждом тексте. Как правило, Дон в формуле сочетается с другими топонимами. В формуле может наличествовать Волга, что вполне логично для построения пространства песни о Разине: «Ты не с Дону ли козак, / Или с Волги бурлак?» (№ 165, ст. 22–23); «Али с Волги ты бурлак, али из Дону ты казак, али купецкий сынок?» (№ 231, ст. 17); «Или с Дону казачок, / Или с Волги бурлачок?» (№ 236, ст. 21–22).
97 Обратим внимание на то, что в вопросе может быть заключено и название самой Астрахани, где происходит допрос «сынка» (Астрахань была взята разинцами в 1670 году): «Из тиху ли ты Дону казак, аль казачей сын, / Аль ты с нашего крепкого города из Вастракани» (№ 166, ст. 15–16); «Незнам человек, / Астраханский ли, или с Дону ты казак разудаленький?» (№ 230, ст. 25–26).
98 Песня свободно оперирует названиями как волжских (Казань, Астрахань), так и городов, отстоящих далеко от Волги (Рязань): «Которого ты города урожденьице: / Казанского, или Рязанского, или Астраханского?» (№ 261, ст. 15–16); «Ты которых родов, которых городов: / С Казани ль ты, с Рязани ль, али с Астрахани?» (№ 262, ст. 13–14); «Ты казанец, аль рязанец, или астраханец, / Ты из-за моря купец иль купеческий сынок?» (№ 168, ст. 20–21). См. также: № 184, ст. 29–30; № 185, ст. 35–36; № 188, ст. 47–48; № 189, ст. 48–49; № 193, ст. 16; № 194, ст. 12; № 200, ст. 21; № 201, ст. 77–78; № 202, ст. 36; № 204, ст. 15; № 205, ст. 21; № 229, ст. 16.
99 Рязань и рязанец, без сомнения, в этом поволжском ряду появились в результате стремления поэтического текста к рифме. Как известно, и в былинах, и в исторических песнях XIII века («Авдотья Рязаночка») Казань заменила собой исконную Рязань именно в силу заложенной в этих географических названиях рифмы.12
12. Иванова Т. Г. Топоним Рязань в севернорусских былинах // Народная культура в слове и тексте: Сб. исследований и материалов памяти Валентины Викторовны Филипповой. Сыктывкар, 2013. С. 80–89.
100 В вопросе, уходящем корнями в формулу о роде-племени, возникает и Москва:
101 Аль со здешней стороны,
102 Аль со матушки Москвы?
103 (№ 191, ст. 31–32)
104 Ты не с Дону ли казак, казачий сын,
105 Али ты из матушки каменной Москвы!
106 (№ 290, ст. 16–17)
107 Или с низу ты бурлак, или с тиха Дона казак,
108 Или с тиха Дону казак, иль казачей сын,
109 Или славной ты Москвы удалой молодец,
110 Или нашего городу Астрахани?
111 (№ 174, ст. 18–21)
112 Али со Дону казак,
113 Али низовськой бурлак,
114 Али матушки Москвы
115 Ты купечеськой сынок,
116 Али нашего ты городу
117 Из Астракани?
118 (№ 178, ст. 37–42)
119 Другие примеры: «Аль московский, аль казанский, али наш ты астраханский, / Аль ты с Дону казак, аль казачий ты сын?» (№ 169, ст. 20–21); «Ты казанский, иль московский, или астраханский?» (№ 264, ст. 11); «Со Дону ли ты казак, или казачий сын, / Или с матушки Москвы разудалый молодец?» (№ 181, ст. 14–15); «Иль со матушки каменной Москвы, / Ты ли со Дону казак» (№ 206, ст. 30–31). См. также: № 182, ст. 35; № 187, ст. 21; № 208, ст. 36; № 211, ст. 27; № 223, ст. 11; № 225, ст. 17; № 287, ст. 52.
120 Топоним Москва в разинских песнях, как следует из приведенных примеров, имеет давно сложившиеся в фольклорной традиции эпитеты «каменна» и «славная»; наделяется он и закрепившейся еще в XVI веке родительской семой «матушка». Обратим внимание на другой атрибутив: самый ценностный город русского мира в песенном языке может именоваться «городочек». Форма «городочек» с очевидностью не заключает в себе сему «маленький город». Напротив, в песне подчеркивается величина Москвы: «Из Казани ты молодчик или с Астрахани, / Иль большого городочка – каменнóй славной Москвы?» (№ 219, ст. 15–16). Укажем, что форма «городочек» по отношению к поволжским городам наличествует в песнях о Ермаке.13 Преемственность ермаковского и разинского циклов бесспорна: один тип героя (человек из народа), одни и те же сюжеты («Ермак в казачьем кругу» → «Разин и казачий круг»). Естественно, что разинские песни наследуют и какие-то черты поэтической лексики песен Ермакова цикла.
13. Исторические песни XIII–XVI веков / Изд. подг. Б. Н. Путилов, Б. М. Добровольский. М.; Л., 1960. № 308–387.
121 В целом ряде песен о «сынке» сопрягаются три топонима: Дон (родина Разина), Казань (поволжский город, занимавший со времени покорения Казанского ханства в 1552 году важное место в историко-песенном фольклоре) и Москва (географический и исторический центр страны). Песня, таким образом, являла представления народа в XVII веке о пространстве Московской Руси, включившей в предшествующее столетие земли Дикого поля (Дон) и Казанского ханства. Называя эти локусы, песня обозначала «свое», «освоенное» пространство:
122 Ты скажи, скажи, молодец, коего роду удалец:
123 С Москвы ли ты купец, или с Казани удалец,
124 С тиха ли Дону казак или казачий сынок?
125 (№ 172, ст.16–18)
126 Чьего матери-отца?
127 Не со города ль Казани,
128 С каменнóй Москвы,
129 Или со Дона казак,
130 Иль купецкий сын?»
131 (№ 175, ст. 36–40)
132 См. также: № 176, ст. 38–40; № 287, ст. 51–53.
133 Отметим, что рассматриваемое типическое место в песнях о «сынке» активно развивалось, втягивая в себя различные географические названия, далекие от биографии Степана Разина. Так, в одном из текстов появляется Ока-река:
134 Чиего ты рода-племя:
135 Или царского колена,
136 Иль купеческой сынок,
137 Иль с Оки-реки молодчик,
138 Иль с тихого Дона казак?
139 (№ 218, ст. 30–34)
140 В другом тексте встречаем имя Петербурга – города, возникшего несколькими десятилетиями позднее казни Степана Разина:
141 Уж ты чей ты, чей такой,
142 Чей удалой молодец,
143 Ли из Питера купец,
144 Ли купеческой сын,
145 Из Москвы ли дворянин,
146 Ли дворянской сын,
147 Или с Дону ты казак,
148 Или с Волги бурлак?
149 (№ 242, ст. 29–36)
150 Имеется даже вариант с топонимом Польша – явный отголосок Смутного времени:
151 Ты не с Дону ли козак, иль не с Польши ли поляк,
152 Или со матушки Москвы ты купеческий сынок?
153 (№ 220, ст. 15–16)
154 Заметим, что в целом трансформированные версии рассматриваемого типического места, исконной формулой которого мы считаем «род-племя», свидетельствуют о достаточно хорошем знании историко-песенной традицией географии России. Тем не менее укажем и на примеры, где память изменяет песне и в текстах возникают или очевидные искажения («Уж не бранец ли, арханец, ты купецкой ли сынок?» – № 214, ст. 33), или полное исчезновение реально-географических примет («Иль из-зá моря купец, / Иль купеческий сынок?» – № 227, ст. 29–30; «Ты откуль, откуль, детина, / Откуль, добрый человек» – № 228, ст. 16–17; «Ты откуда, испрокуда, из которого села?» – № 232, ст. 19; «Ты откедова, детина, / Где-ка родина твоя?» – № 265, ст. 15–16; «И не знаю, чей откуль?» – № 285, ст. 21; «Ты откуль такой, детина, / Откуль родина твоя?» – № 286, ст. 17–18). Формула развивается после XVII века и втягивает в себя, что вполне ожидаемо, лексику Петровского времени: «Уж ты чей, откуль, детина, чьих губерень, городов?» (№ 255, ст. 12).
155 Однако, повторим еще раз, включение топонимов в вопрос губернатора (воеводы) отмечено в большинстве полных текстов. Выдвинем важный для нас тезис: трансформации былинного типического места «род-племя» в фольклорной форме, принадлежащей иному (по сравнению с былинами) этапу развития историзма в песенном фольклоре (т. е. в исторической песне XVII века), полностью отвечают законам конкретного историзма. География (топонимы), включаясь в исторический фольклор, формирует новое понимание истории фольклорным сознанием.
156 Географические названия занимают значимое место и в ответе «сынка».
157 Ответ «сынка». Этот эпизод в песне, как правило, строится по модели: отрицание героем предполагаемых в вопросе социальных статусов и локусов – (выбор одного из локусов)14 – называние себя «сынком» Разина. Вполне ожидаем ответ, в котором в утвердительной фразе звучит река Дон:
14. Это звено модели может отсутствовать.
158 Эх, не казанец я, парень, не рязанец,
159 Я да не астраханец,
160 Эх, я то ли с Дону, парень, казак,
161 Да Стеньки Разина сынок
162 (№ 185, ст. 39–42)
163 См. также: «Я не с Волги бурлачок, / А с Дону казачок» (№ 254, ст. 24–25); «Я с Дону казачок, Стеньки Разина сынок» (№ 224, ст. 18); «Не здешний я, не московский я, / Я из донских степей казачок» (№ 216, ст. 28–29). Правда, следует сказать, что варианты с Доном весьма немногочисленны (мы привели все тексты). В большинстве записей причастность героя к Дону отрицается. См., например:
164 Я не с низу бурлак, не с тиха Дона казак,
165 Не с тиха Дону казак, и не казачей сын,
166 Не из славной я Москвы удалой молодец,
167 И не вашего я городу астраханец,
168 Я со матушки со Камы Стенки Разина сын.
169 (№ 174, ст. 23–27)
170 Скорее всего первоначальный замысел песни предполагал, что «сынок» дает губернатору ложный ответ (поэтому и отрицает свою причастность к Дону) и лишь со временем Дон был включен в контекст утвердительного ответа.
171 Укажем, что в разинском фольклоре сохранились рудименты противопоставления Дона и России. Напомним, что в позднее средневековье на протяжении долгого времени Дон не был подчинен центральной власти в Москве. Ко времени Крестьянской войны Степана Разина Москва уже достаточно твердо закрепилась на Дону (недаром донской атаман Корнила Яковлев оставался верен царю и в конце концов выдал Разина властям). В единичном же варианте песни Дон осмысляется как самостоятельное пространство, противопоставленное России: «Я не с Дону казак и не казачей сын, / Я со матушки с Рассеи, Стеньки Разина сын» (№ 244, ст. 21–22).
172 Второй (после Дона) ожидаемый гидроним в ответе «сынка» – Волга, где разворачивались главные события Крестьянской войны под руководством Степана Разина. Волга в песне устойчиво имеет родительскую сему «матушка»:
173 Я со матушки со Волги,
174 Стеньки Разина сынок.
175 (№ 180, ст. 17–18)
176 Я не с городу Казани,
177 Не со каменной Москвы,
178 Я не со Дона казак,
179 Не купецкий сын,
180 Я со матушки со Волги
181 Стеньки Разина сынок.
182 (№ 175, ст. 41–46)
183 Я не с города Казани,
184 Не со каменной Москвы,
185 Я не со Дону казак,
186 Не купецкий сын,
187 Я со матушки со Волги,
188 Стеньки Разина сынок
189 (№ 176, ст. 42–47)
190 См. также: № 187, ст. 24; № 199, ст. 12; № 213, ст. 18; № 227, ст. 33; № 241, ст. 59; № 258, ст. 22; № 285, ст. 24; № 286, ст. 19; № 287, ст. 58; № 290, ст. 20.
191 Однако, как и в случае с Доном, песня может и отрицать связь героя с Волгой:
192 Я не с барки, не с бударки,
193 Я не с Волги бурлачок,
194 Я не с Волги бурлачище –
195 Стеньки Разина сынок.
196 (№ 237, ст. 13–16; см. также № 238, ст. 13)
197 Неожиданно частотным в ответе «сынка» оказался гидроним Кама:
198 Да я ни царский, ни боярский, ни купеческий сынок,
199 Да я со Камы, с Камы-матушки со реченьки
200 молоденький казачок…
201 (№ 195, ст. 16–17)
202 В ответе последовательно отрицаются Дон, Астрахань, Казань, Москва и даже Петербург и настойчиво говорится, что герой родом с Камы:
203 Из тиху-то я Дону не казак, не казачей сын,
204 Я не с вашего крепкого города а из Вастракани, –
205 Я со Камы-то со реки, Сеньки Разина сын.
206 (№ 166, ст. 18–20)
207 Я не с низу бурлак, не с тиха Дона казак,
208 Не с тиха Дону казак, и не казачей сын,
209 Не из славной я Москвы удалой молодец,
210 И не вашего я городу астраханец,
211 Я со матушки со Камы Стенки Разина сын.
212 (№ 174, ст. 23–27)
213 Я не питерский, не казанский и не астраханский,
214 Я со матушки реки Камы Сеньки Разина сынок.
215 (№ 164, ст. 22–23)
216 См. также: № 167, ст. 25–26; № 169, ст. 23–26; № 172, ст. 20–22; № 173, ст. 33–36; № 178, ст. 45–49; № 179, ст. 34–35; № 183, ст. 20–22; № 186, ст. 25–28; № 188, ст. 51–55; № 190, ст. 46–53; № 191, ст. 33–35; № 192, ст. 29–31; № 193, ст. 18–20; № 194, ст. 14–15; № 201, ст. 79–83; № 203, ст. 16–17; № 214, ст. 34–35; № 219, ст. 17–19; № 242, ст. 37–43; № 250, ст. 17; № 251, ст. 43–45; № 259, ст. 32–33; № 260, ст. 30; № 292, ст. 19. Не абсолютно устойчиво, но достаточно частотно Кама в песне получает ценностную родительскую сему «матушка» (№ 198, ст. 31; № 204, ст. 18; № 206, ст. 36; № 264, ст. 12).
217 Популярность Камы в разинском цикле песен явно вступает в противоречие с реальной биографией Разина и с географией Крестьянского восстания. События, напомним, разворачивались на правом берегу Волги, а на левом притоке реки, на Каме, Разин, кажется, никогда не бывал. За частотностью Камы, по нашему мнению, лежит трансформация имени речки Камышинки в Каму. Камышинка, длина которой всего 10 км, в XVI–XVII веках занимала принципиальное место в реальной географии Волги. Дело в том, что Камышинка (правый приток Волги) находится в районе сближения бассейнов Волги и Дона, в связи с чем вместе с речкой Иловля (левый приток Дона) она служила в XVI веке местом перехода с одной реки, воплощавшей собой вольность (Волга), в другую реку, имевшую то же значение (Дон).
218 В некоторых вариантах ответа «сынка» мы находим Камышинку:
219 Я не с Дону козак
220 И не с Волги бурлак.
221 Я уж с матушки Оки,
222 Со Камышенки реки,
223 Стеньки Разина сын!
224 (№ 165, ст. 24–28; см. также: № 230, ст. 29)
225 В одном из вариантов Камышинка как родина «сынка» явлена в скрытом виде:
226 Я не с Дону казак и не казачий сын,
227 И не из матушки вашей каменной Москвы
228 разудалый молодец.
229 По Камышинке-реке красна лодочка плывет,
230 На этой на лодочке пятьсот гребцов,
231 Пятьсот гребцов, все удалых молодцов –
232 Надо всеми-то я атаманщик был.
233 (№ 246, ст. 19–24)
234 Географическое имя Камышинка может в песне, как это нередко бывает, искажаться: Камышевка-река (№ 231, ст. 19); река Камышка (№ 163, ст. 25). Гидроним Камышинка может превращаться в название города: «Уж я города Камышенки, Степана Разина сынок» (№ 263, ст. 16).
235 В соответствии с поэтикой фольклора, в языке которого парное употребление видовых именований переводит семантическое значение в таксон рода (гуси-лебеди = птицы), в песне ответ «сынка» в утвердительном смысле может одновременно включать и Каму, и Волгу:
236 Ох, не с Москвы ли я купец,
237 Не купечецкой я сын,
238 А я с Дону не казак,
239 Не казаческой я сын,
240 Я со матушки со Волги,
241 Я со Камы со реки,
242 Стеньки Разина сынок.
243 (№ 182, ст. 39–45)
244 См. также: № 168, ст. 24; № 200, ст. 25; № 215, ст. 29; № 221, ст. 40–42.
245 Обратим внимание, что родиной «сынка» в большинстве вариантов называются водные объекты: Дон, Волга, Камышинка, Кама. Единично встретилась Ока – правый приток Волги: «Я не царскай и не барскай, / Я со той Оки-реки, Стеньки Разина сынок» (№ 248, ст. 20–21). Не исключаем, что появление Оки стало инициативой кого-то из певцов, решивших найти некую альтернативу популярной Каме.
246 В одном из вариантов упоминается Алканка-река:
247 И не с Дону я козак, и не с Польши я поляк,
248 И не с матушки Москвы не купеческий сынок,
249 А я с матушки с Алканки Стеньки Разина сынок.
250 (№ 220, ст. 17–19)
251 Алканка – это реальная маленькая речка, протекающая в Кикнурском районе Кировской области. Текст № 220 записан далеко от этого региона – в с. Коломенском Московской губернии. Объяснение, почему имя этой незначительной речки попало в разинский фольклор, найти невозможно.
252 Очевидное преобладание гидронимов (по сравнению с названиями городов) в утвердительной части ответа «сынка», без сомнения, отвечает историческому содержанию разинского цикла: передвижение участников Крестьянской войны происходило по воде на стругах. Тем не менее единично в песне о «сынке» называются города, что, вероятно, можно рассматривать как вторичные версии. Астрахань:
253 Я не со Дону казак, не казачий сын,
254 Я не с матушки Москвы не разудалый молодец,
255 Я из Астрахани Стеньки Разина сын.
256 (№ 181, ст. 16–18)
257 Москва и Нижний Новгород:
258 Уж я родиной москвич,
259 Жизнью – Нижний городок,
260 Оттого я не боюся,
261 Что я Стеньки Разина сынок.
262 (№ 228, ст. 20–23)
263 В некоторых текстах, явно конструируя насмешливый, вызывающий тон «сынка», песня в качестве утвердительного ответа дает целый ряд топонимов:
264 Из Казани я, ведь из Рязани,
265 Из самой Астрахани,
266 По прозванью, господин,
267 Да Стеньке Разину сын.
268 (№ 247, ст.30–33; см. также: № 252, ст. 24–26)
269 Я из дому, я из Дону,
270 Я из матушки Москвы.
271 (№ 265, ст. 17–18)
272 Ай, я со матушки со Волги,
273 Я со каменной Москвы…
274 (№ 289, ст. 87–88)
275 Укажем также, что во многих вариантах песни о «сынке» исчезают какие-либо топонимы. В ответе героя астраханскому губернатору присутствует только признание того, что он является «сынком» Степана Разина:
276 Я не помню, я не знаю,
277 Чьего рода, племени,
278 Только знаю я фамилью –
279 Стеньки Разина сынок.
280 (№ 243, ст. 44–47)
281 См. также: № 170, 171, 177, 189, 196, 207, 218, 222, 223, 225, 226, 229, 232–234, 236, 237, 240, 243, 245, 249, 253, 255–257, 261, 266, 267, 288, 293.
282 Полагаем, что исчезновение топонимов из ответа «сынка» – это позднейшая версия, отражающая начавшееся выхолащивание историко-географического содержания из песни. Интересно, что в ходе этого процесса в песне актуализируются мифологические образы, в целом отсутствующие в песне XVII века. Так, вместо географически точного топонима в утвердительном ответе «сынка» появляется «огненная река»:
283 Ни питерский, ни московский,
284 Ни асрыханский я купец,
285 Не тебе, губернатор,
286 Меня спрашивать, молодца.
287 Я купец, только из огненной я реки,
288 Стеньки Разина я сынок.
289 (№ 197, ст. 56–61)
290 Попадает в песню XVII века и мифологический «остров Буян»:
291 Не московский я купец, (2)
292 Эх да, со Буянского ли я со острова, Стеньки Ра…
293 Стеньки Разина сынок…
294 (№ 217, ст. 46–48)
295 В некоторых вариантах сочетаются в одном тексте реально географические топонимы и мифологический локус («серый камешек»):
296 Я со ма… я со матушки Волги-реки,
297 Со серá, со серá камешкá.
298 (№ 202, ст. 46–47)
299 Кроме того, вместо географически точного топонима может фигурировать общефольклорное «синее море»:
300 Я не сó Дону-Дону́ казáчёк,
301 Не купеческой сынок,
302 Я со синего того моря,
303 С легкой лодочки коснóй, (2)
304 Я того-то, того удалого
305 Стеньки Разина сынок.
306 (№ 211, ст. 29–34)
307 Исчезновение топонима из ответа «сынка», как мы уже сказали, – это одно из проявлений выхолащивания исторического содержания из песни. Помимо этого процесса в связи с рассматриваемым типическим местом прочитывается и перекодировка исторического содержания: в некоторые варианты разинской песни включаются персонажи, не соответствующие XVII веку. В одном из текстов «сынок» называет себя Емельяном Пугачевым: «Я не царь, не царевский сын и не король, / Уж я добрый молодец Емельян Пугач» (№ 280, ст. 17–18).
308 Любопытен вариант песни о «сынке», записанный на Колыме В. Г. Богоразом от казака Ф. Даурова. Исполнитель называет имя «родового казака» Петра Алексеевича, а его товарищ Кулдарь Петра Алексеевича определяет как «православный царь»:
309 Пришел к тебе не царь, не царевич и не царской сын,
310 Не король, не королевич, королевской сын,
311 По всей нашей Руси родовой казак [православной царь]
312 Под названием Петр Алексеевич!
313 (№ 279, ст.41–44)
314 Не исключено, что первоначально в сибирском варианте исконным было не имя Петра Алексеевича (Петра I), а имя Петра Федоровича, т. е. имя императора Петра III. В таком случае версию с Петром Алексеевичем можно рассматривать в прямой связи с Емельяном Пугачевым, который, как известно, объявил себя спасшимся от покушения мужем Екатерины II.
315 Приспосабливание песни о «сынке» Разина к эпохе второй Крестьянской войны (1773–1775) под руководством Емельяна Пугачева вполне логично и оправданно. Историко-песенный фольклор, как известно, демонстрирует нам примеры того, как сюжет, созданный в один период, затем прикрепляется к историческим лицам, жившим совсем в другое время. Например, сюжет «Часовой плачет у гроба правителя» формируется в связи с именем Ивана Грозного,15 а затем складывается по поводу смерти и Петра I,16 и Александра I,17 и даже императрицы Елизаветы Алексеевны (жены Александра I).18 Схожим путем тема «неузнанный герой в гостях у неприятеля» разворачивается в песнях о Петре I в шведском городе,19 о Краснощекове в гостях у прусского короля,20 о казачьем атамане Платове в гостях у Наполеона.21 Песня о «сынке», созданная во времена Степана Разина, таким образом, через век перекодируется в песню о Емельяне Пугачеве.
15. Исторические песни XIII–XVI веков. № 278–285.

16. Исторические песни XVIII века / Изд. подг. О. Б. Алексеева, Л. И. Емельянов. Л., 1971. № 240–262.

17. Исторические песни XIX века / Изд. подг. Л. В. Домановский, О. Б. Алексеева, Э. С. Литвин. Л., 1973. № 202–207.

18. Там же. № 234.

19. Исторические песни XVIII века. № 207.

20. Там же. № 396–402.

21. Исторические песни XIX века. № 131–170.
316 Исследование трансформаций в эпоху XVII века типического места «род-племя», сформированного внутри былинного эпоса, в очередной раз позволяет осмыслить механизмы преемственности внутри фольклорной традиции. Данный материал, очень ограниченный по своему объему, наглядно являет «сдвиги», которые происходят в песенно-эпических формах: обобщенный историзм былин сменяется конкретным историзмом исторических песен.
317 В былинах главный герой может иметь только один социальный статус: он – богатырь. Былина не рисует нам многообразия социальных слоев древнерусского общества. Историческая песня предлагает статусы казака, бурлака, купца, беглого, мужика и даже князя, боярина, царя и царского сына.
318 География былин в рассмотренном типическом месте обобщенно определяется «какой земли, какой орды». Топонимы в исторической песне обозначают освоенное пространство, знакомое исполнителям: Дон, Волга, Камышинка, Кама, Ока, Астрахань, Нижний Новгород, Москва. Географические названия, которые играют столь большую роль в данном loci communis, подчеркнем, являются не только пространственными приметами, но и историческими. (Здесь мы хотим напомнить известное высказывание французского географа Жана-Жака Реклю: «История есть география во времени, а география – история в пространстве».) География песен о «сынке» Разина свидетельствует о формировании исторического сознания русского народа, в котором в XVI–XVII веках складывается качественно новое представление о России, о ее столичном городе Москве, о могучих реках Волге, Доне и Каме, связывающих огромную территорию в единое государственное пространство.

References

1. Byliny Mezeni / Korpus tekstov i komm. podg. A. A. Gorelov, T. G. Ivanova, A. N. Martynova, IU. I. Marchenko, IU. A. Novikov, L. I. Petrova, A. N. Rozov, F. M. Selivanov. SPb.; M., 2003 (Svod russkogo fol?klora. Byliny: V 25 t. T. 3).

2. Byliny Pechory / Korpus tekstov podg. V. I. Eremina, V. I. Zhekulina, V. V. Korguzalov, A. F. Nekrylova. SPb.; M., 2001 (Svod russkogo fol?klora. Byliny: V 25 t. T. 1, 2).

3. Dal? V. I. Tolkovyi slovar? zhivogo velikorusskogo iazyka. M., 1978. T. 1.

4. Ivanova T. G. Toponim Riazan? v severnorusskikh bylinakh // Narodnaia kul?tura v slove i tekste: Sb. issledovanii i materialov pamiati Valentiny Viktorovny Filippovoi. Syktyvkar, 2013.

5. Istoricheskie pesni XIII–XVI vekov / Izd. podg. B. N. Putilov, B. M. Dobrovol?skii. M.; L., 1960.

6. Istoricheskie pesni XVII veka / Izd. podg. O. B. Alekseeva, B. M. Dobrovol?skii, L. I. Emel?ianov, V. V. Korguzalov, A. N. Lozanova, B. N. Putilov, L. S. Sheptaev. M.; L., 1966.

7. Istoricheskie pesni XVIII veka / Izd. podg. O. B. Alekseeva, L. I. Emel?ianov. L., 1971.

8. Istoricheskie pesni XIX veka / Izd. podg. L. V. Domanovskii, O. B. Alekseeva, E. S. Litvin. L., 1973.

9. Putilov B. N. Metodologiia sravnitel?no-istoricheskogo izucheniia fol?klora. L., 1976.

10. Skaftymov A. P. Poetika i genezis bylin. Saratov, 1994.

11. Slovar? russkogo iazyka XI–XVII vv. M., 1976. Vyp. 3.

12. Slovar? russkogo iazyka XVIII veka. L., 1988. Vyp. 4.

13. Fasmer M. Etimologicheskii slovar? russkogo iazyka: V 4 t. M., 1987. T. 3.

14. Chistov K. V. Russkaia narodnaia utopiia (genezis i funktsii sotsial?no-utopicheskikh legend). SPb., 2003.

Comments

No posts found

Write a review
Translate