Везде
Цифровой конституционализм: методологические и правовые аспекты
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Цифровой конституционализм: методологические и правовые аспекты
Аннотация
Код статьи
S102694520018430-4-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Кравец Игорь Александрович 
ORCID: 0000-0001-5291-7177
Должность: Заведующий кафедрой теории и истории государства и права, конституционного права Новосибирского национального исследовательского государственного университета
Аффилиация: Новосибирский национальный исследовательский государственный университет
Адрес: Новосибирск, 630090, ул. Пирогова, д. 1.
Выпуск
Номер 1
Страницы
19-33
Аннотация

В статье сформулировано и обосновано методологическое понимание цифрового конституционализма. В ней рассматриваются теоретические основы конституционализма в цифровую эпоху, обсуждаются проблемы идентификации цифрового конституционализма, соотношение информационного общества и конституционализма в Российской Федерации, понятие и виды конституционных общественных инициатив, их значение и роль в условиях цифрового конституционализма. Раскрываются факторы влияния на конституционализм (цифровизация, глобализация, демократическое участие, противодействие либеральным и демократическим формам конституционной демократии). В статье используются методы формально-юридического, конкретно-исторического, сравнительно-правового и комплексного анализа правовых актов, государственно-правовой практики, методы конституционного проектирования и юридической герменевтики для интерпретации нормативных основ и перспектив совершенствования российского конституционализма. Новизна исследования заключается в осмыслении природы цифрового конституционализма в отечественной и компаративной юриспруденции, в разработке теоретических основ делиберативных и императивных конституционных общественных инициатив.

Ключевые слова
цифровой конституционализм, информационное общество, конституционные общественные инициативы, конституционные цифровые права, конституционализация, цифровизация, глобализация, конституционная демократия
Источник финансирования
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-011-00761 А.
Классификатор
Получено
31.08.2020
Дата публикации
17.03.2022
Всего подписок
15
Всего просмотров
1312
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1 Цифровизация, право и конституция
2 Отечественная юриспруденция пополнилась новыми конституционными понятиями, содержание которых, впрочем, не очень точно определено: «цифровая конституция», «цифровые конституционные права», «цифровой конституционализм». Очевидно, что появляется и цифровое конституционное право не как самостоятельная отрасль правового регулирования, скорее в качестве цифровой формы работы конституционно-правовых институтов, конституционных прав, свобод, обязанностей личности, полномочий органов государства, местного самоуправления, их должностных лиц. Однако вопрос о правовой природе и характере правового образования, когда мы говорим о цифровом конституционализме и цифровом конституционном праве, находится в поле непрекращающейся и открытой дискуссии. Цифровые и информационные технологии используются в различных сферах публично-правового регулирования и работы публично-правовых институтов. Ученые-конституционалисты предлагают активнее использовать информационно-коммуникационные технологии (ИКТ) в сфере законотворчества, прогнозирования последствий принятия нормативных правовых актов, оценки их регулирующего воздействия, правового мониторинга1. Несомненно, что эти вопросы могут приобретать конституционной характер (даже учредительный) при определенных обстоятельствах; они заслуживают включения в предметную область цифрового конституционализма.
1. См.: Василевич Г.А. Цифровизация права как средство повышения его эффективности // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 8. С. 32.
3 В данной статье предпринят научный анализ существующих подходов и изложен авторский взгляд на цифровой конституционализм и взаимосвязанные с ним понятия; систематически излагаются и развиваются концептуальные основы цифрового конституционализма, намеченные ранее2, раскрывается соотношение понятий «конституционализм» и «информационное общество», формулируются предметная область и «территория» цифрового конституционализма, исходя из активного участия конституционной юриспруденции в освоении и осмыслении информационно-цифрового пространства. При обращении к древним или средневековым правовым актам или первым конституциям мы видим их бумажный, папирусный вариант или иным образом зафиксированный текст. Эти прежние тексты во многих случаях переведены в цифровой формат (оцифрованы) с визуальными особенностями написанного текста; они являются правовыми и конституционными артефактами. Если текст отделяется от своей первоначальной бумажной формы, он теряет оригинальное графическое изображение, хотя и сохраняет свое содержание. Современные конституции и правовые акты сразу появляются в цифровой форме, и их «рукотворный» характер не имеет текстуально-графических особенностей; цифровизация как бы снимает «рукотворность» с текста конституций и правовых актов, делает их максимально анонимными произведениями юридического искусства (хотя и не всегда искусства).
2. См.: Кравец И.А. Информационный и цифровой конституционализм и конституционные общественные инициативы в условиях российского правового пространства // Конституционное и муниципальное право. 2020. № 9; Его же. Информационный, цифровой конституционализм и цифровые конституционные права: методологические вопросы понимания и правового регулирования // Институт уполномоченных по правам человека в системе конституционных гарантий: сб. докладов. М., 2019. С. 107–111.
4 Следовательно, современное право и конституции как нормативные системы и текстуальные документы уже переведены в цифровой формат, имеют электронные версия распространения и хранения как в официальных источниках информации (портал правовой информации)3, так и в иных депозитариях, какими являются справочные, информационные системы «Гарант», «Консультант Плюс» и др. Цифровые формы распространения и хранения правовых актов положили начало цифровизации права. Однако, когда речь идет о цифровом конституционализме, вряд ли цифровые формы правовых актов отражают представление о данном понятии, хотя без цифровых форм невозможно было бы говорить о цифровизации права и конституции. Цифровизация как процесс, по мнению ученых, способствует трансформации права, выступает важнейшим фактором такой трансформации4. Цифровизация оказывает воздействие не только на способ хранения и распространения правовой информации (на принципах двоичного кода), но и меняет нормативные, институциональные и организационные требования к гарантиям реализации прав в цифровой среде, к самому каталогу прав и свобод, к способам выражения общественного мнения, учета способов и форм участия граждан в управлении делами государства, к формам прямой и обратной связи между теми, кто оказывает и потребляет государственные и муниципальные услуги. Этот перечень в условиях цифрового и информационного пространства всегда остается открытым для новаций и инноваций технического и правового характера.
3. См.: Официальный интернет-портал правовой информации // >>>> (дата обращения: 14.08.2020).

4. См.: Саурин А.А. Цифровизация как фактор трансформации права // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 8. С. 26–31.
5 XX столетие воспринимается как век конституционализма5, несмотря на две мировые войны, катаклизмы государственных режимов, ужасы человеческих потерь в концлагерях и на полях сражений, прежде всего потому, что конституционные идеи и принципы правления оказывались восприимчивыми к нуждам и чаяниям народов и целых континентов. Если это так, то XXI столетие претендует на то, чтобы стать веком цифрового и информационного конституционализма. Хотя у этой перспективы есть многообещающее начало, будущее пока точно не определено, т.к. цифровая среда может быть использована в различных целях государственными органами и государствами, в т.ч. и для «цифровой кабалы», а не «цифровой свободы». В значительной степени пока не определена и территория цифрового конституционализма с ее границами и бесконечными возможностями. Ныне идет трудный поиск территории и границ цифрового конституционализма, который подвергает переосмыслению традиционных представлений о конституционализме как о правовом явлении.
5. Merhof K. Building a bridge between reality and the constitution: The establishment and development of the Colombian Constitutional Court // International Journal of Constitutional Law. 2015. Vol. 13. Issue 3. P. 714. URL: >>>>
6 Не только право в целом (его публичное и частное воплощение), но и конституционализм подвергается цифровизации. Наряду с конституционной идентичностью появляется цифровая идентичность; обе идентичности образуют симбиоз в цифровом конституционализме. Понятие «идентичность» широко используется в современных исследованиях, как и для идентификации личности в различных публичных и частных контекстах. Идентификация цифрового конституционализма происходит на наших глазах, хотя точно не определены его признаки, как и само понятие «цифровой конституционализм». Идентичность цифрового конституционализма отличается как от конституционной идентичности, так и от цифровой идентичности. Цифровая идентичность исследуется в первую очередь с позиций ее правовой природы и роли в коммерческих сделках6. Исследователи отмечают, анализируя Закон Соединенного Королевства об удостоверениях личности (United Kingdom Identity Cards Act) и Билль об австралийских картах доступа (Australian Access Card Bill), что появляется «отдельная правовая концепция индивидуальной идентичности», которая включает «новую концепцию транзакционной идентичности». По мнению К. Салливан, «хотя концепция транзакционной идентичности, состоящая из определенного набора информации, использовалась в коммерческой практике в течение многих лет, ее присутствие в законодательстве, устанавливающем национальную схему идентификации, которая будет использоваться организациями государственного и частного секторов для ряда транзакций, подтверждает его появление в качестве отдельной правовой концепции»7. Цифровая идентичность – следствие широко используемой цифровой идентификации, которая применяется во многих секторах (банковской, торгово-коммерческой и др.) деятельности, на портале государственных услуг и др.
6. См.: Sullivan C. Digital Identity: An Emergent Legal Concept. The role and legal nature of digital identity in commercial transactions. Australia, 2011.

7. Ibid. P. 5, 6.
7 Обращаясь к понятию «цифровой конституционализм», очевидно, необходимо идентифицировать в «цифровом ключе» личность, которая будет использовать свои конституционные права или юридические процедуры участия в конституционной сфере. Следовательно, необходимо вводить понятие «цифровая идентификация личности в конституционных коммуникациях»; ныне цифровая идентификация личности в основном осуществляется (для использования избирательных прав, мобильный избиратель) через портал государственных услуг. Представляется важным иметь единое легальное (а не только доктринальное) понятие и технические средства для цифровой идентификации личности в конституционных коммуникациях. Размышления приводят нас к двум основным вариантам: 1) возможно создание специального портала конституционных коммуникаций и конституционных инициатив с цифровой идентификацией граждан; 2) портал государственных услуг может иметь специальную опцию о конституционных коммуникациях и конституционных инициативах. Оба варианта допустимы, в первом из них автономность работы портала соответствует целевым и техническим возможностям; во втором варианте аккумулируются на едином портале различные виды государственных услуг, в т.ч. в сфере конституционной коммуникации и конституционных инициатив.
8 Фактическое использование цифровой идентичности значительно шире в информационном и цифровом пространстве, чем то внимание, которое ей уделяется в научных исследованиях авторов. Конституционное право и конституционализм стали обращать внимание на цифровую идентичность личности и цифровизацию конституционно-правовых институтов сравнительно недавно. Цифровая идентичность предполагает создание виртуальной личности в сетевом пространстве. Такая личность становится идентификатором для входа в систему (user name, login), прозвище или псевдоним (nickname), заменитель имени человека (идентификационный номер), разные типы компьютерных программ, моделирующих личность и разумное поведение, собственно вымышленная личность (virtual character, virtual persona) или даже образ личности, как она воспринимается или моделируется другими8. Различные формы участия личности в процедурах реализации конституционных прав в цифровом и информационном пространстве выдвигают на первый план проблему создания единого идентификационного номера для каждого гражданина или единого портала (сегмента существующего портала государственных услуг) для целей идентификации и осуществления различных конституционных коммуникаций. Очевидно, мы должны говорить о понятии «цифровая конституционная идентификация личности».
8. См.: Конева А.В. «Цифровая идентичность»: процессы идентификации и репрезентации в сетевой коммуникации // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. 2018. № 1. С. 58.
9 Цифровая идентификация личности для целей реализации конституционных прав и свобод, конституционных инициатив в цифровом пространстве потенциально содержит угрозу тотального контроля за политико-правовыми проявлениями намерений и действиями граждан. Поэтому цифровой конституционализм предполагает значительное внимание нормативным и институциональным гарантиям реализации прав; он должен предусматривать специальные правовые и процедурные средства защиты граждан от тотального контроля за конституционным и политическим волеизъявлением.
10 Меняется ли конституционализм в цифровую эпоху и в информационном обществе?
11 Конституционализм как правовое явление находится под воздействием нескольких значимых факторов: 1) фактор цифровизации и создание баз Больших данных (англ. Big Data), влияющий на формирование цифровой идентичности; 2) фактор глобализации, в котором присутствуют разнонаправленные тенденции, влияющие на создание различных моделей конституционной идентичности, а также на выработку предложений по формированию глобальной конституционной идентичности; 3) фактор демократического участия в различных формах делиберативной демократии; 4) фактор авторитарного противодействия либеральным и демократическим формам конституционной демократии. Российский конституционализм в ходе осуществления конституционной реформы 2020 г.9 оказывается на перекрестке сразу четырех факторов.
9. См.: Закон РФ о поправке к Конституции Российской Федерации от 14.03.2020 г. № 1-ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти». URL: >>>> (дата обращения: 14.08.2020).
12 Фактор цифровизации повлиял, хотя и в ограниченном масштабе, на разработку Закона РФ о поправке к Конституции Российской Федерации 2020 г., на его обсуждение в социальных сетях и через официальные каналы, на выбор удобного участка для общероссийского голосования. Однако потенциал цифрового конституционализма оказался в значительной степени не востребованным: не был создан специальный сайт конституционной реформы или конституционной модернизации, невозможно было использовать социальные сети для предложения поправок к Конституции РФ, в субъектах Российской Федерации при обсуждении Закона РФ о поправке не были доступны для научной и юридической общественности цифровые и информационные средства для формирования собственных предложений. Для будущего цифрового конституционализма необходимо работать над созданием новых цифровых и информационных каналов и форм реализации права на конституционную модернизацию10.
10. См.: Кравец И.А. Конституционная модернизация и консервативная охрана (российский конституционализм и теория учредительной власти) // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 8. С. 5.
13 Фактор глобализации «сработал» скорее в негативном, чем в позитивном ключе. В текст Конституции РФ 1993 г. благодаря конституционной реформе 2020 г. были внесены нормы, которые отражают тенденцию к защитной конституционной модернизации, противодействуют в ограниченном масштабе принципу верховенства международного права, создают условия для новых форм диалога между европейской конвенционной и российской конституционной идентичностью. Между тем каких-либо новых конституционных форм имплементации международных договоров, конституционализации европейских и международных отношений, интернационализации Конституции РФ для целей содействия интеграционным процессам в сферах и границах национальных интересов Российской Федерации не появилось в ходе реализации конституционной реформы.
14 Фактор демократического участия стал важным стимулом для применения новых конституционных технологий, формально не предусмотренных Конституцией РФ 1993 г. и конституционным законодательством. Соединение форм демократического участия и цифровизации конституционализма потенциально направлено на создание эффективных и пока еще недостаточно проработанных форм и способов конституционной коммуникации в цифровой среде. В частности, Закон РФ о поправке к Конституции Российской Федерации 2020 г. предусмотрел общероссийское голосование по поправке (поправкам) после одобрения Закона законодательными органами субъектов Российской Федерации. Именно такое голосование не было предусмотрено Конституцией РФ и законодательством и открыло двери «конституционному популизму» учредительно-совещательного характера. Вместе с тем предложенная форма конституционного популизма не была ориентирована на использование цифровых и информационных технологий в полной мере. Конституционный мобильный избиратель пока скорее пожелание, чем реальность. Особенно это ясно ощущалось в ходе «прокрутки» на каналах ТВ заготовленных роликов в поддержку предложенных поправок; реального обсуждения с участием общественности и использования информационных технологий на ТВ не происходило, что подрывает информационную легитимность поправок с позиций дискуссии позитивных и негативных последствий и юридического прогнозирования их «работы» в конституционно-правовом поле.
15 Фактор авторитарного противодействия оказался сам на стыке колоссальной исторической традиции и попыток заручиться неким личным согласием и формализованной просьбой «остаться во власти». По мнению исследователей, конституционная реформа приводит к появлению в Российской Федерации «коронованной демократии»11 или «конституционной диктатуры»12. На наш взгляд, режим президентского конституционализма13 после принятых в 2020 г. поправок к Конституции РФ стал эволюционировать в сторону пожизненного президентского правления; однако вопрос о конституционных процедурах определения преемника на посту главы государства не решен ни в духе принципов конституционной демократии, ни в духе советской политической традиции преемственности поста Генерального секретаря ЦК КПСС, ни в духе более поздней российской действительности, когда действующий Президента РФ указывал на лицо-преемника, который становился «политическим и административным фаворитом» на конституционно-избирательном поле. Президентский конституционализм стал приобретать формы цифрового участия, широкого социального одобрения через процедуру общероссийского голосования, символическую роль «долгого» главы государства в условиях консолидации политической элиты и конституционных органов государственной власти для целей политического господства. В Российской Федерации президентский конституционализм символизирует устойчивую государственно-правовую традицию персонализации власти в новых президентско-монократических одеждах, а также гипертрофированную роль участия главы государства в развитии и реформировании правовой системы в целом; в формировании целей и задач конституционного развития и конституционной модернизации страны14.
11. Медушевский А.Н. Конституционная реформа в России: содержание, направления и способы осуществления // Общественные науки и современность. 2020. № 1. С. 39–60.

12. Медушевский А. Переход России к конституционной диктатуре: размышления о значении реформы 2020 года // Сравнительное конституционное обозрение. 2020. № 3 (136). С. 33–50.

13. См.: Кравец И.А. Судебное гарантирование конституции и президентский конституционализм // NB: Вопросы права и политики. 2014. № 8. С. 1–35. DOI: 10.7256/2305-9699.2014.8.12780. URL: >>>>

14. См.: Кравец И.А. Глобальный и отечественный конституционализм в условиях формирования интеграционного права: конституционная телеология, футуризм и структура современных конституций // Право и политика. 2019. № 10. С. 12. DOI: 10.7256/2454-0706.2019.10.27293
16 Таким образом, переходя в цифровую эпоху, российский конституционализм оказывается на перекрестке четырех факторов влияния внешнего и внутреннего характера, которые не могут не «работать» и на перспективу развития и использования цифрового конституционализма и цифровых конституционных прав и свобод.
17 В международном плане можно отметить, что современный конституционализм испытывает трудности глобального роста и находится под влиянием сочетающихся, но разновекторных тенденций: 1) конституционной глобализации, которая усиливает влияние конституционных принципов и институтов на национальное конституционное право, на международный правопорядок, на выработку стратегии развития международного публичного права и глобального управления; 2) конституционная автономизация государств, которая претендует на нормативное и институциональное поддержание и культивирование исключительности, самобытности в конституционной сфере.
18 Обе тенденции не являются автономными и независимыми друг от друга; они взаимодействуют, в результате чего появляется феномен «конституционного глокализма», который вмещает и локализацию конституционного глобализма, и некоторую глобализацию отдельных национальных конституционных принципов и институтов, их транспонирование от национального и государственного уровня на наднациональный и международный уровни. Отмеченные тенденции влияют и на конституционную идентичность, и определяют в значительной степени параметры цифрового конституционализма. Если одни исследователи говорят о появлении моделей конституционной идентичности в различных государствах под влиянием процессов глобализации15; то другие выявляют определенное соперничество и взаимное влияние таких явлений, как глобализм и локализм на идентичность; констатируют эффект «локализации глобализации» / “local globe”; или «глокализации»16. Во всяком случае стоит прислушаться к мнению тех, кто отмечает определенный процесс конвергенции моделей конституционной идентичности: наличие «систематических закономерностей глобальной конституционной идентичности», которые не исключают, а наоборот, соединяют разнонаправленные процессы: конвергенцию, дивергенцию, или поляризацию конституционно наблюдаемых моделей, которые «могут становится все более схожими или разнородными»17.
15. См.: Bui Son N. Globalization of Constitutional Identity // Washington International Law Journal. 2017. Vol. 26 (3). P. 463–533.

16. O’Riordan T. (ed.) Globalism, Localism and Identity. Fresh Perspectives on the Transition to Sustainability. London and Sterling, 2001. P. XIX.

17. Law D.S., Versteeg M. The Evolution and Ideology of Global Constitutionalism // California Law Review. 2011. Vol. 99 (5). P. 1171.
19 Следовательно, формирование концепта, а также теории «цифровой конституционализм» находятся под воздействием процессов конституционной глобализации (и в частности, попыток создать конституцию Интернета) и процессов конституционной автономизации, которые связаны с сохранением и обеспечением государственного суверенитета в цифровой и информационной среде, ограничением использования цифровых технологий для целей конституционных коммуникаций.
20 Исследователи обращают внимание на проблемы современного конституционализма в контексте осмысления таких тенденций, как глобализация, приватизация, мировые сети (digitalization, privatization, and global networks)18. Конституционализм активно вторгается в новые сферы регулирования общественной и государственной жизни, в новые территориальные пространства, которые ранее не были предметом для осмысления конституционной теории. Этот вектор проникновения конституционализма в новые области регулирования и концептуального осмысления получил название процесс конституционализации правового пространства, права и политики как на внутригосударственном уровне, так и за его пределами с выходом на наднациональный и глобальный уровень. Конституционализируется цифровое и информационное пространство, на которое распространяются некоторые конституционные принципы и конституционные права, с одной стороны; происходит цифровизация конституционной коммуникации и конституционных прав и свобод, их техническое оснащение посредством цифровых технологий, с другой стороны. Цифровое и информационное пространство значительно расширяют традиционные представления о конституционализме; можно предположить, что постепенно в понимание конституционализма как мегапарадигмы включается и цифровой конституционализм. Цифровой конституционализм – это не простое соединение двух понятий «конституционализм» и «цифра», а точнее «цифровое пространство»; скорее в данном концепте заключено представление о новом качестве конституционной цифровой и информационной среды, которая используется как для решения традиционных для конституционализма вопросов и проблем, так и принципиально новых, характерных для информационного общества и цифрового правового пространства.
18. См.: Schwöbel Ch. E.J. Situating the debate on global constitutionalism // International Journal of Constitutional Law. 2010. Vol. 8. Issue 3. P. 615.
21 В дискуссиях о расширении (или развитии) предмета конституционного права имплицитно присутствуют представления о границах и областях регулирования конституционализма. Конституционализм и конституционализация права и правовой системы через конституционное правосудие – важные реальные факторы превращения государственного права в право конституционное19. Ученые-конституционалисты, говоря о естественной динамике предмета конституционного права, долгое время не видели потребность расширения конституционного лексикона через обращение к цифровым формам конституционного права и конституционализма. Одни отмечали мнимое расширение «по горизонтали» предмета конституционного права и сомневались (для чего есть свои основания) в обоснованности введения новых терминов («электронная демократия», в частности)20. Другие видели насущную потребность применять конституционное измерение для информационно-цифрового пространства, что подвигает нас к пониманию предметной сферы цифрового конституционализма21.
19. См.: Бондарь Н.С. Предмет конституционного права в контексте практики конституционного правосудия: стабильность и динамизм // Актуальные проблемы росс. права. 2018. № 10 (95). С. 25.

20. См.: Комарова В.В. Реальное и мнимое расширение предмета конституционного права // Там же. С. 14, 20.

21. См.: Бондарь Н.С. Информационно-цифровое пространство в конституционном измерении: из практики Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал росс. права. 2019. № 11. С. 25. DOI: 10.12737/jrl.2019.11.2
22 Конституционализм как сфера правового регулирования тесно связан с предметом конституционного права, однако не равнозначен ему как по объему правового регулирования, так и по значимости и целям. Обсуждая границы цифрового конституционализма, следует напомнить о тех пределах современного конституционализма, который стал преобладать в контексте развития конституционных демократий и в перспективе сотрудничества (а порой и противостояния) западных и не-западных форм конституционализма. Конституционализм уже не рассматривается только как ограниченное государственное правление; функция ограничения государственной власти – важная, но далеко не единственная, даже не наиболее важная среди других целей конституционализма для цифрового и информационного пространства.
23 Развитие информационного общества неразрывно связано с использованием сети Интернет, в которой могут пропагандироваться различные виды правовых, политических и культурных ценностей. Исследователи отмечают, что либеральная платформа Интернет может служить развитию и распространению нелиберальной электронной демократии; нелиберальные электронные процедуры совещательного и пропагандистского характера активно используются авторитарными режимами; закрытые и открытые анократии поддерживаются в том числе и электоральным авторитаризмом. Как утверждает К. Фрост, демократия опирается на авторитет коллективного голоса, воспринимаемого как конституирующая власть (или vox populi), но новые технологии, имитирующие участие человека, могут отвлекать общественные дебаты, создавая угрозу аутентичности и ответственности. Коллективный голос подвержен манипулированию; возникает дилемма: стоит ли его чрезмерно ограничивать или усекать? Такой подход может игнорировать силу коллективного голоса («народного чревовещания»), открывающую для политики новые голоса, и сводить к минимуму ответственность слушателей. Таким образом, усилия по устранению этой практики не могут следовать модели, основанной на простом замалчивании, без приоритета умиротворения перед преобразованием22.
22. См.: Frost C. The power of voice: bots, democracy and the problem of political ventriloquism // Journal of Political Power. 2020. Vol. 13 (1). P. 6–21. DOI: 10.1080/2158379X.2019.1701831
24 Помимо этого террористические и экстремистские движения давно используют технологии массовых коммуникаций для достижения своих политических целей. Появление Интернета открыло для них новые возможности. В ответ государственные контрмеры направлены на сдерживание воздействия крайних идеологий с помощью ряда тактик. Исследователи отмечают позитивные и негативные меры противодействия террористическим и экстремистским движениям в электронной (цифровой) среде. «Позитивные» меры относятся к тем онлайн-инициативам, которые стремятся оказать влияние посредством цифрового взаимодействия и обучения, а также предоставления контрнарративов. «Негативные» меры описывают те подходы, которые пропагандируют или приводят к удалению или ограничению онлайн-контента насильственного экстремизма и / или к юридическим санкциям в отношении его онлайн-поставщиков или пользователей23.
23. См.: Walker C. & Conway M. Online terrorism and online laws // Dynamics of Asymmetric Conflict. 2015. Vol. 8 (2). P. 156–175. DOI: 10.1080/17467586.2015.1065078
25 Цифровой конституционализм не может игнорировать угрозы безопасности граждан и государства, связанные с использованием цифровых технологий для распространения террористических и экстремистских взглядов. В такой же степени конституционализм в цифровом формате стремиться отстаивать формы самовыражения граждан и их объединений, свободу пользования Интернетом в разумных целях.
26 Методология и предполагаемая территория цифрового конституционализма
27 Методология - важная научная и познавательная предпосылка для понимания природы цифрового конституционализма. Является ли понятие «цифровой конституционализм» дескриптивным или прескриптивным? Содержит ли определение «цифровой конституционализм» описательные элементы, признаки, характеризующие основные содержательные компоненты понятия? Возможно ли рассматривать этот концепт в качестве нормативного и программного понятия? Дилемма цифрового конституционализма заключается в том, что цифровые технологии уже существуют и работают в конституционно-правовом пространстве; перечень форм и средств цифровизации конституционализма и конституционно-правовых институтов постоянно расширяется. И мы вынуждены осмыслять и интегрировать наши знания о новых сферах цифровизации и конституционализации права и правовой системы. Это, с одной стороны. С другой - государства и их органы обладают невиданной прежде монополией на внедрение и использование цифровых и информационных технологий в различных сферах государственной и общественной деятельности, поэтому такие понятия, как «цифровой конституционализм» не могут обойтись без нормативного и программного содержания. Без нормативности и программного характера цифрового конституционализма граждане и общество могут быть полностью поглощены цифровыми формами реализации государственной и шире публичной власти и поставлены под государственный контроль. Следовательно, нормативность и программный характер конституционализма должны быть обращены и к цифровой среде, и к цифровым технологиям, сохраняя и поддерживая ценности, разделяемые в обществе и в государстве как с позиций демократического правления, так и для целей реализации господства права и эффективного государственного управления. Прескрипция содержится в нормативных структурах цифрового конституционализма, хотя такие структуры только формируются, они потенциально содержат и цели развития цифрового конституционализма, и средства защиты от электронного тотального контроля в цифровую и информационную эпоху. Доктрина цифрового конституционализма предполагает нормативные требования для организации и функционирования государства и его органов в конституционно-правовой сфере, к формам и способам реализации основных прав и свобод в цифровой среде, к юридическим процедурам конституционного волеобразования и волеизъявления с использованием цифровых технологий и информационного пространства и многим другим вопросам.
28 Что такое территория цифрового конституционализма? На этот вопрос нет однозначного ответа, т.к. научное сообщество находится в постоянном поиске такой территории; она только определяется, но, очевидно, она не может быть ограничена только одной юрисдикцией. Следует учитывать, что будущее цифрового конституционализма имеет глобальную перспективу, его использование на наднациональном, международном и в конечном итоге на глобальном уровне будет связано с созданием универсальных и региональных международных и наднациональных актов, регулирующих цифровые права в публичной сфере и предоставляющие правомочия человеку (гражданину) на участие в публичном управлении на различных территориальных уровнях. Такая перспектива не является ближайшей; поэтому большее внимание следует уделять развитию форм цифрового конституционализма на отечественном (внутригосударственном) уровне.
29 Цифровизация конституционализма и конституционного права вводит в дискуссию еще один методологический вопрос. Повышается востребованность и расширяется сфера использования цифровых конституционных коммуникаций. Следовательно, методология цифрового конституционализма находится в поисках новых цифровых форм конституционной коммуникации на различных территориальных уровнях: 1) на внутригосударственном уровне, который включает а) общенациональный (общероссийский) уровень; б) региональный или субфедеральный уровень; в) муниципальный уровень (и уровень отдельных административно-территориальных единиц); 2) на наднациональном или интеграционном уровне (на уровне межгосударственных объединений, региональных международных организаций); 3) на международном уровне (в процессе интернационализации конституционного права и конституционализации международного публичного права).
30 Концепт «цифровой конституционализм» и его перспективы
31 Современный конституционализм ставит проблему цифрового солидаризма. Формы личного и публичного согласия существуют в конституционных системах для различных целей: 1) они могут использоваться для социального признания существующих конституционно-правовых институтов; 2) или служить целям мониторинга и повышения легитимности «работы» конституционных норм, институтов и конкретных органов публичной власти; 3) или формировать институты делиберативной демократии, в т.ч. и через институты общественного контроля. Формы выражения и способы оформления согласия могут иметь конституционное или законодательное регулирование и обеспечивать работы конституционных органов государства, содействовать выполнению их государственных функций, выступать индикаторами степени удовлетворенности населения, граждан получаемыми государственными и муниципальными услугами.
32 В информационном цифровом пространстве продолжает существовать проблема формирования и поддержания публичного солидаризма или, говоря на языке конституционализма, конституционной солидарности, которая не может быть ограничена только юрисдикцией отдельно взятого государства. В теории английской школы предполагаемый переход от международного сообщества государств к мировому сообществу индивидов обычно ассоциируется с распространением мягкой формы космополитизма и нормативной программы солидаризма. Следовательно, представление о том, что мировое общество может позволить альтернативные выражения транснациональной политики, независимые от международного сообщества, остается недостаточно развитым24.
24. См.: Lemke T., Habegger M.W. A master institution of world society? Digital communications networks and the changing dynamics of transnational contention // International Relations. 2018. Vol. 32 (3). P. 296–320. URL: >>>>
33 В России научная юриспруденция пока не ставит вопрос о способах и формах достижения конституционной солидарности с использованием цифровых и информационных технологий. Формирование доктрины электронного государства и реализация практики электронного правительства, в т.ч. через портал государственных услуг, создаёт предпосылки для обсуждения вопросов взаимодействия конституционализма и цифрового пространства (в т.ч. и для целей формирования конституционной солидарности). Цифровизация общественных отношений – явление неизбежное в информационном обществе. Однако означает ли процесс цифровизации права и правовых отношений в различных сферах государственной и общественной деятельности, что «гражданское общество становится электронным обществом, а его члены – электронным населением; органы государственной власти и органы местного самоуправления – электронным правительством и электронными муниципалитетами»? По мнению одних исследователей, - да25; по мнению других, цифровизация заставляет право и конституционализм вырабатывать новые гарантии, процедуры и средства защиты правовых и конституционных ценностей индивидов, общества и государства.
25. См.: Головин Е.Г., Большакова В.М. Электронная идентификация личности гражданина: за и против // Власть. 2014. № 8. С. 36.
34 В настоящее время исследования конституционализма уже не ограничиваются традиционной сферой; предметная область регулирования постепенно расширяется и области, в которые ранее конституционализм проникал осторожно, если не робко, оглядываясь на доктрину минимального государства, становятся предметом научных дискуссий и государственно-правовых (в т.ч. юридических) практик. Следует признать, что современное понимание конституционализма предполагает существование двух дилемм. Первая дилемма – это дилемма о цифровом и информационном пространстве, которое воздействует на доктрину и практику конституционализма, на формирование внутригосударственных и международных моделей и стандартов конституционализма. Вторая дилемма – это дилемма о конституции как юридической основе внутригосударственного (национального) конституционализма. Необходимо ли расширять перечень и гарантии реализации конституционных прав и свобод в цифровую эпоху? Нуждается ли правовая система государства в новых цифровых и информационных гарантиях реализации конституционных прав и свобод? При создании конституции Интернета или цифровой конституции в какой степени национальная публичная власть должна определять стандарты и правила пользования интернет-ресурсами? Должны ли быть универсальные международные правовые акты в области глобального цифрового пространства и глобального конституционализма? Нередко авторы отмечают проблему сохранения самой конституции в условиях усиливающейся глобализации26. Представляется важным констатировать роль конституционализма и конституционной теории в развитии не только глобального правового пространства, но и цифрового правового пространства. Доктрина конституции и конституционализма при определенном пересмотре может быть продуктивно использована и для создания цифрового конституционного права и для цифрового конституционализма. Цифровое и информационное пространство охватывает многие сферы публичной и частной деятельности. Цифра и конституция - на первый взгляд плохо сочетаемые явления: цифра максимизирует виртуальность любого пространства, в т.ч. политического, финансового, правового, а конституция в значительной степени является нормативной системой, которая создает правила и стандарты для различных областей государственной и общественной жизнедеятельности, личности и общества.
26. См.: Умнова (Конюхова) И.А. Конституционное развитие: к вопросу о пределах в контексте доктрин «ликвидации конституции» и глобального конституционализма // Право и государство: теория и практика. 2017. № 9 (153). С. 75–79.
35 «Цифровой конституционализм» – это привлекательная концепция, объясняющая недавнее появление конституционного противодействия вызовам, связанным с цифровыми технологиями. Цифровой конституционализм затрагивает вопросы гарантирования цифровой конфиденциальности и цифровых прав, реализуемых в публично-правовом и информационном пространстве. Постепенно формируется представление о сфере целевого предназначения цифрового конституционализма в условиях обсуждения потребностей создания и применения цифровых форм и способов конституционного волеобразования и конституционного волеизъявления при реализации основных прав и свобод, развития и совершенствования правопорядка в стране, в т.ч. обсуждения и принятия поправок к Конституции РФ или разработки и принятия новой Конституции (в свете общенародного голосования в отношении Закона РФ о поправке к Конституции Российской Федерации 2020 г.).
36 Развитие информационного общества и реализация доктрины электронного государства охватывает различные сегменты правовой системы страны и отрасли национального права. Формируется государственная политика обеспечения и реализации прав и свобод в информационном пространстве и в цифровой среде. Происходит научное осмысление границ правового регулирования информационного пространства и предметной области правовой цифровой среды. Конституционное право, доктрина конституционализма и прав человека активно вовлекаются в обсуждение таких явлений, как цифровые права, «суверенный интернет», реализация отдельных конституционных прав (избирательных прав, право на участие в иных голосованиях, обращений граждан) посредством использования портала государственных услуг, информационного пространства для выявления мнений граждан, оценки удовлетворенности качеством предоставленных государственных и муниципальных услуг, которые влияют на эффективность и легитимность деятельности органов публичной власти. Российская юриспруденция осваивает международный опыт и предлагает свое видение (в концептуальном и нормативном ключе) таких правовых образований, как цифровое право, цифровые права. Вместе с тем существует «эффект консервативности» юридической и конституционной терминологии. В новых условиях многие отрасли права, в их числе, конечно, и конституционное право (ведущая отрасль или даже метаотрасль, по мнению ученых), по справедливому замечанию С.А. Авакьяна, «зачастую не спешат менять своей терминологии, понятийного аппарата, основных концепций»27.
27. Авакьян С.А. Информационное пространство знаний, цифровой мир и конституционное право // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 7. С. 23, 24.
37 Отечественная конституционная юриспруденция стоит на пороге разработки правовых основ цифрового и информационного конституционализма, цифровых конституционных прав и свобод. В исследованиях отмечаются опасности цифрового развития права, среди которых появление «скрытого цифрового наблюдения» и, как следствие, «ненадлежащее обеспечение конфиденциальности», невысокий уровень электронной грамотности российских граждан и ряд других28. Осмысляется процесс конституционализации информационного и цифрового пространства, его практико-прикладные проблемы с позиций влияния решений Конституционного Суда РФ. По мнению Н.С. Бондаря, к острым вопросам текущей повестки дня относятся цифровая идентификация личности, формирование информационно-цифрового статуса человека и гражданина, конституционная обоснованность «права на забвение как института гарантирования тайны частной жизни и личной свободы» в условиях информационной среды29.
28. См.: Алешкова И.А., Молокаева О.Х. Опасности цифрового развития права: очевидные, скрытые, мнимые // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 8. С. 41–45.

29. См.: Бондарь Н.С. Информационно-цифровое пространство в конституционном измерении: из практики Конституционного Суда Российской Федерации. С. 25–42.
38 В дискуссиях обсуждается проблема формирования в планетарном масштабе конституции Интернета как ведущего направления информационной коммуникации в глобальной перспективе30. Подобная конституция выступает в виде свода принципов интернет-сообщества с закреплением прав и обязанностей его участников. В дискуссию вовлекаются важные вопросы соотношения национального регулирования отдельными государствами подобных правил, соблюдение границ электронного суверенитета (или «информационного суверенитета), возможности введения суверенного интернета и перспективы международно-правового регулирования планетарной коммуникации в рамках интернет пространства. Однако без концептуального понимания, что такое цифровой конституционализм, какие его модификации формируются в национальных юрисдикциях, сложно представить себе, каким должен быть цифровой планетарный конституционализм, нормативным ядром которого, очевидно, претендует стать конституция Интернета. Другие исследователи заявляют требования о необходимости принятия цифровой конституции и о появлении особой разновидности прав – цифровых конституционных прав в современных реалиях информационного развития государства и общества в контексте планетарных перспектив изменений в конституционно-правовой сфере. По мнению исследователей, цифровая конституция способна дать «основу согласия, творческий импульс и эффективные механизмы для становления нового социального порядка» в киберпространстве31. Такие понятия, как «конституция Интернета», «цифровая конституция», несомненно, связаны с формированием представлений не только о правилах глобальной коммуникационной среды, но и о содержании и смысле глобального конституционализма. На наш взгляд, информационный и цифровой конституционализм в контексте развития правовых, информационных и организационных основ в границах национальной юрисдикции подготавливает почву для формирования информационных и цифровых гарантий глобального конституционализма, хотя и существует скептицизм об успешной возможности такого проекта.
30. См.: Медушевский А.Н. Конституция Интернета: идея, проекты и перспективы // Общественные науки и современность. 2019. № 1. C. 71–86.

31. См.: Шахрай С.М. Цифровая конституция. Основные права и свободы личности в тотально информационном обществе // Вестник РАН. 2018. Т. 88. № 12. С. 1076–1077.
39 С точки зрения одних исследователей, «цифровой конституционализм» – это привлекательная концепция, объясняющая недавнее появление конституционного противодействия вызовам, связанным с цифровыми технологиями32. Цифровой конституционализм затрагивает вопросы гарантирования цифровой конфиденциальности и цифровых прав, реализуемых в публично-правовом и информационном пространстве. Право на цифровую конфиденциальность оказалось в значительной степени под угрозой с позиций либерального конституционализма; оказалось, что оно не гарантируется. Раскрытие Э. Сноуденом возможности доступа к конфиденциальной информации привели к всплеску законодательной активности отдельных стран, в которых предложено и принято новое законодательство. Не только отдельные государства, но и международные организации проявляют интерес к созданию гарантий информационной безопасности и защите персональных данных в цифровой среде33.
32. См.: Celeste E. Digital constitutionalism: a new systematic theorization // International Review of Law, Computers & Technology. 2019. Vol. 33. Issue 1. P. 76–99. DOI: 10.1080/13600869.2019.1562604

33. См.: Талапина Э.В. Защита персональных данных в цифровую эпоху: российское право в европейском контексте // Труды ИГП РАН. 2018. Т. 13. № 5. С. 117–150.
40 Конституционные общественные инициативы и цифровые конституционные права
41 Информационное общество оказывает воздействие на сферу регламентации и последующей реализации институтов конституционного права, основных прав и свобод личности с использованием цифровых технологий и портала государственных услуг (в частности, в 2018 г. технологии «мобильный избиратель» и др.). В научном плане «работа» конституционно-правовых институтов в информационном обществе подводит нас к мысли о необходимости создания информационных и цифровых гарантий российского конституционализма, о перспективах правового регулирования и возможной кодификации информационных и цифровых гарантий нормирования и реализации конституционных прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации.
42 Цифровой конституционализм меняет представление о формах выражения конституционных общественных инициатив и вследствие этого появляются цифровые конституционные права. С позиций современной теории конституционной демократии можно говорить о существовании двух форм (видов) конституционных общественных инициатив. Первое. Это делиберативные конституционные общественные инициативы, которые выполняют совещательную функцию и приводят к принятию решений с совещательным значением. Данная форма конституционных общественных инициатив основана на доктринальных положениях делиберативной модели демократии34. Второе. Это императивные конституционные общественные инициативы, которые применяются в обязательном порядке и приводят к принятию обязательных решений конституционного характера. Цифровой конституционализм в границах Российской Федерации может осуществляться с применением обоих форм (видов) конституционных общественных инициатив.
34. См.: Беляев М.А. Делиберативная модель демократии: базовые принципы и проблемы реализации // Труды ИГП РАН. 2019. Т. 14. № 3. С. 79–95.
43 Конституция РФ 1993 г. даже с учетом поправок 2020 г. мало приспособлена для регулирования различных форм конституционных общественных инициатив. Развитие Конституции РФ может иметь вектор внедрения в конституционную ткань юриспруденции как делиберативных, так и императивных форм конституционных общественных инициатив. На федеральном уровне применительно к вопросам совершенствования Конституции РФ и федерального законодательства в отношении всего федеративного государства могут использоваться с определенной градацией делиберативная форма конституционных общественных инициатив (например, для инициативы и обсуждения желательности поправок к Конституции РФ, а также в отношении проектов или изменений федеральных конституционных законов) и императивная форма конституционных общественных инициатив (обращения граждан, их объединений к органам государственной власти, обладающих учредительными полномочиями, с инициативой о необходимости изменения Конституции РФ и федеральных конституционных законов, затрагивающих права и свободы, обязанности человека и гражданина или устанавливающие ограничения на федеральном уровне).
44 На региональном уровне (применительно к территории субъектов Российской Федерации) также могут использоваться обе формы конституционных общественных инициатив, гарантии которых лучше предусмотреть в федеральном конституционном законе об учредительной власти в Российской Федерации и формах ее реализации. Делиберативная форма конституционных общественных инициатив в региональном аспекте тяготеет для целей выявления мнения населения, а также для инициативы и обсуждения проектов конституций (уставов) субъектов Федерации, желательности изменений и дополнений к ним, когда они затрагивают базовые элементы конституционно-правового статуса субъектов Федерации. Императивная форма конституционных общественных инициатив для субъектов Российской Федерации может использоваться для обращений граждан, их объединений к региональным органам государственной власти с инициативой о необходимости изменений конституций (уставов) субъектов Федерации, а также базовых законов субъектов Федерации, затрагивающих или вводящих (отменяющих) региональные гарантии прав и свобод личности. Региональный аспект использования делиберативных и императивных форм конституционных общественных инициатив требует учета многих факторов: исторических и местных традиций, культуры, территориальных особенностей того или иного субъекта Российской Федерации. Гарантии реализации таких форм конституционных общественных инициатив потребуют правового регулирования на федеральном уровне в комплексе правовых актов (в т.ч. в Федеральном законе от 06.10.1999 г. № 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации»). Однако ключевую и лидирующую роль может сыграть новый федеральный конституционный закон об учредительной власти в Российской Федерации.
45 Муниципальный уровень организации публичной власти и деятельности граждан не стоит исключать из сферы реализации конституционных общественных инициатив. Федеральный закон от 6 октября 2003 № 131-ФЗ (в ред. от 20.07.2020 г.; с изм. и доп., вступ. в силу с 28.08.2020 г.) «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» содержит формы прямой, представительной и совещательной демократии, в т.ч. и для целей совершенствования статуса или преобразований муниципального образования. Среди них: местный референдум, муниципальные выборы; голосование по отзыву депутата, члена выборного органа местного самоуправления, выборного должностного лица местного самоуправления, голосование по вопросам изменения границ муниципального образования, преобразования муниципального образования; публичные слушания, общественные обсуждения; правотворческая инициатива граждан.
46 Формы делиберативной и императивной конституционной общественной инициативы могут быть применимы и для муниципальных образований с особенностями и в определенных пропорциях. Особенно важно их использование для обсуждения проектов уставов муниципальных образований. Делиберативная форма конституционных общественных инициатив на муниципальном уровне может быть использована для целей выявления мнения населения, а также для инициативы и обсуждения проектов уставов муниципальных образований, желательности изменений и дополнений к ним, когда они затрагивают основные элементы правового статуса муниципального образования. Императивная форма конституционных общественных инициатив в муниципальных образованиях может использоваться для обращений граждан, их объединений к органам местного самоуправления с инициативой о необходимости изменений уставов муниципальных образований, а также важнейших муниципальных правовых актов, затрагивающих права и свободы личности в муниципальном территориальном аспекте (муниципальные права и свободы). Важно, чтобы на всех территориальных уровнях (федеральном, региональном, муниципальном) гарантировались конституционным законодательством цифровые (электронные) формы реализации делиберативных и императивных конституционных общественных инициатив.
47 * * *
48 Цифровой конституционализм – это перспективная и развивающаяся, устремленная в будущее форма не только национального, но и глобального конституционализма. Эта доктрина содействует выработке новых научных представлений о цифровых правовых явлениях, о цифровой конституции, о цифровых основных правах и свободах, о цифровых гарантиях реализации конституционных прав и свобод, о цифровых формах конституционного волеобразования и конституционного волеизъявления. В исследованиях закономерно ставится вопрос о сущности и природе, даже единстве цифровых прав и обязанностей человека35. Под влиянием информационных и цифровых технологий расширяется предметное поле конституционного права36.
35. См.: Невинский В.В. «Цифровые права» человека: сущность, система, значение // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 10. С. 26–32.

36. См., напр.: Масловская Т.С. Цифровая сфера и конституционное право: грани взаимодействия // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 9. С. 18–22.
49 Цифровой конституционализм нуждается в дальнейшем научном осмыслении, но уже сейчас ясно, какие угрозы, с одной стороны, и возможности, с другой, он предоставляет гражданам и государствам.

Библиография

1. Авакьян С.А. Информационное пространство знаний, цифровой мир и конституционное право // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 7. С. 23, 24.

2. Алешкова И.А., Молокаева О.Х. Опасности цифрового развития права: очевидные, скрытые, мнимые // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 8. С. 41–45.

3. Беляев М.А. Делиберативная модель демократии: базовые принципы и проблемы реализации // Труды ИГП РАН. 2019. Т. 14. № 3. С. 79–95.

4. Бондарь Н.С. Информационно-цифровое пространство в конституционном измерении: из практики Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал росс. права. 2019. № 11. С. 25–42. DOI: 10.12737/jrl.2019.11.2

5. Бондарь Н.С. Предмет конституционного права в контексте практики конституционного правосудия: стабильность и динамизм // Актуальные проблемы росс. права. 2018. № 10 (95). С. 25.

6. Василевич Г.А. Цифровизация права как средство повышения его эффективности // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 8. С. 32.

7. Комарова В.В. Реальное и мнимое расширение предмета конституционного права // Там же. С. 14, 20.

8. Головин Е.Г., Большакова В.М. Электронная идентификация личности гражданина: за и против // Власть. 2014. № 8. С. 36.

9. Конева А.В. «Цифровая идентичность»: процессы идентификации и репрезентации в сетевой коммуникации // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. 2018. № 1. С. 58.

10. Кравец И.А. Глобальный и отечественный конституционализм в условиях формирования интеграционного права: конституционная телеология, футуризм и структура современных конституций // Право и политика. 2019. № 10. С. 12. DOI: 10.7256/2454-0706.2019.10.27293

11. Кравец И.А. Информационный и цифровой конституционализм и конституционные общественные инициативы в условиях российского правового пространства // Конституционное и муниципальное право. 2020. № 9.

12. Кравец И.А. Информационный, цифровой конституционализм и цифровые конституционные права: методологические вопросы понимания и правового регулирования // Институт уполномоченных по правам человека в системе конституционных гарантий: сб. докладов. М., 2019. С. 107–111.

13. Кравец И.А. Конституционная модернизация и консервативная охрана (российский конституционализм и теория учредительной власти) // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 8. С. 5.

14. Кравец И.А. Судебное гарантирование конституции и президентский конституционализм // NB: Вопросы права и политики. 2014. № 8. С. 1–35. DOI: 10.7256/2305-9699.2014.8.12780. URL: http://e-notabene.ru/lr/article_12780.html

15. Масловская Т.С. Цифровая сфера и конституционное право: грани взаимодействия // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 9. С. 18–22.

16. Медушевский А. Переход России к конституционной диктатуре: размышления о значении реформы 2020 года // Сравнительное конституционное обозрение. 2020. № 3 (136). С. 33–50.

17. Медушевский А.Н. Конституционная реформа в России: содержание, направления и способы осуществления // Общественные науки и современность. 2020. № 1. С. 39–60.

18. Медушевский А.Н. Конституция Интернета: идея, проекты и перспективы // Общественные науки и современность. 2019. № 1. C. 71–86.

19. Невинский В.В. «Цифровые права» человека: сущность, система, значение // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 10. С. 26–32.

20. Саурин А.А. Цифровизация как фактор трансформации права // Конституционное и муниципальное право. 2019. № 8. С. 26–31.

21. Талапина Э.В. Защита персональных данных в цифровую эпоху: российское право в европейском контексте // Труды ИГП РАН. 2018. Т. 13. № 5. С. 117–150.

22. Умнова (Конюхова) И.А. Конституционное развитие: к вопросу о пределах в контексте доктрин «ликвидации конституции» и глобального конституционализма // Право и государство: теория и практика. 2017. № 9 (153). С. 75–79.

23. Шахрай С.М. Цифровая конституция. Основные права и свободы личности в тотально информационном обществе // Вестник РАН. 2018. Т. 88. № 12. С. 1076–1077.

24. Bui Son N. Globalization of Constitutional Identity // Washington International Law Journal. 2017. Vol. 26 (3). P. 463–533.

25. Celeste E. Digital constitutionalism: a new systematic theorization // International Review of Law, Computers & Technology. 2019. Vol. 33. Issue 1. P. 76–99. DOI: 10.1080/13600869.2019.1562604

26. Frost C. The power of voice: bots, democracy and the problem of political ventriloquism // Journal of Political Power. 2020. Vol. 13 (1). P. 6–21. DOI: 10.1080/2158379X.2019.1701831

27. Law D.S., Versteeg M. The Evolution and Ideology of Global Constitutionalism // California Law Review. 2011. Vol. 99 (5). P. 1171.

28. Lemke T., Habegger M.W. A master institution of world society? Digital communications networks and the changing dynamics of transnational contention // International Relations. 2018. Vol. 32 (3). P. 296–320. URL: https://doi.org/10.1177/0047117817747666

29. Merhof K. Building a bridge between reality and the constitution: The establishment and development of the Colombian Constitutional Court // International Journal of Constitutional Law. 2015. Vol. 13. Issue 3. P. 714. URL: https://doi.org/10.1093/icon/mov043

30. O’Riordan T. (ed.) Globalism, Localism and Identity. Fresh Perspectives on the Transition to Sustainability. London and Sterling, 2001. P. XIX.

31. Schwöbel Ch. E.J. Situating the debate on global constitutionalism // International Journal of Constitutional Law. 2010. Vol. 8. Issue 3. P. 615.

32. Sullivan C. Digital Identity: An Emergent Legal Concept. The role and legal nature of digital identity in commercial transactions. Australia, 2011. P. 5, 6.

33. Walker C. & Conway M. Online terrorism and online laws // Dynamics of Asymmetric Conflict. 2015. Vol. 8 (2). P. 156–175. DOI: 10.1080/17467586.2015.1065078

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести