DOI: 10.31860/0131-6095-2023-3-248-251

© Т. В. Игошева,© Г. В. Петрова

О «СРОЧНОЙ СЛОВЕСНОСТИ»¹

<em>Поиск новых подходов к исследованию сложно поддающихся систематизации многообразных форм взаимодействия литературы и журналистики начала ХХ века, которые были бы свободны от какой-либо </em><em>заданности</em><em>, от идеологического налета, — одна из актуальных проблем</em><em> гуманитарного знания, и потому нельзя не приветствовать мысли А. А. </em><em>Холикова</em><em>, сформулированной во введении, о необходимости </em><em>пересмотра методологии изучения культурного ландшафта начала</em><em> ХХ века. Очевидно и то, что потенциал русского модерна должен быть связан не только с собственно художественными и </em><em>аксиологическими</em><em> открытиями литературы и искусства в целом, но и с коммуникативными стратегиями и практиками, рельефно обозначившимися в истории отечественной культуры этого периода.</em>

<em>Рецензируемая монография состоит из трех частей, каждая из которых имеет свое исследовательское направление.</em>

<em>Первая включает разноплановые работы специалистов в области истории и теории русской литературы и отечественной журналистики конца XIX и первой половины ХХ века, собранные в четыре тематические главы: «Теоретико-методологические аспекты», «Периодические издания: от центра к окраине», «Стратегии и репутации», «Формы рецепции». Порядок глав исследовательской части монографии, как и внутренний их состав, определяется стремлением авторского коллектива не только представить отдельные примеры взаимодействия литературы и журналистики на уровне </em><em>«частного случая» и «альтернативной классификации», но и обозначить феномен этого </em>взаимодействия<em> как самостоятельный предмет теоретического и исторического осмысления. Такой подход неизбежно потребовал обновления категориального аппарата. Е. И. Орлова, систематизируя разные точки соприкосновения литературы и журналистики, для обобщения результатов своей классификации использует термин «срочная словесность», возникший еще в XIX веке для характеристики исключительно журналистской практики. Применение этого понятия в расширенном значении кажется весьма убедительным, поскольку позволяет подчеркнуть самостоятельность и оригинальность исследуемого </em><em>феномена</em><em> несмотря на его метафорическую оболочку.</em>

<em>В свою очередь Ю. Б. Балашова предлагает оперировать для характеристики феномена взаимодействия литературы и журналистики современным термином «</em><em>медиа</em><em>» и его разновидностями. Однако </em><em>медийность</em><em> — это особое свойство массовой коммуникации конца ХХ — начала XXI века, и перенос категориального аппарата с современной социально-культурной ситуации на практику столетней давности кажется нам </em><em>весьма полемичным</em><em>. При этом мы не оспариваем возможности рассмотрения отдельных периодических изданий начала ХХ века как вполне состоявшихся </em><em>медийных</em><em> проектов или дифференциации биографии литератора (писателя, поэта, публициста, критика) и его </em><em>медийной</em><em> личности, о чем идет речь в статье В. Н. Крылова. И все же каждому явлению свой термин и каждому термину своя эпоха. </em><em>Omnia</em><em> </em><em>tempus</em><em> </em><em>habent</em><em> (</em><em>Еккл</em><em>. 3: 1).</em>

<em>Завершает эту главу исследование А. А. </em><em>Гапоненкова</em><em> и Ю. С. </em><em>Ромайкиной</em><em>, значимость которого заключается в попытке построить алгоритм описания журнального (альманашного) контекста как основы для построения комплексной истории периодического издания.</em>

<em>Работы, составившие вторую главу, откликаясь на предложенную алгоритмизацию, как раз и представляют собой аналитическое описание внутреннего или внешнего контекста отдельных периодических изданий: от ведущих столичных газет — «Нового времени» (статья М. А. Фролова), «Русского слова» (статья А. В. Филатова), до провинциальных изданий — новгородской газеты «Ильмень» (статья А. Л. Семеновой); русскоязычной периодики Финляндии (посвященные «Финляндской газете» статьи Е. А. </em><em>Андрущенко</em><em> и Л. Ф. Луцевич); газеты «Южный край» (статья Е. М. Захаровой).</em>

<em>В исследованиях, вошедших в третью и четвертую главы монографии, намечено множество точек соприкосновения литературы и журналистики.</em>

<em>Третья глава открывается значимой обобщающей статьей Е. В. Ивановой, в которой подведен итог дискуссии вокруг ключевой роли символистской периодики в развитии русского символизма как литературного направления. В этом же плане стоит рассматривать и работу М. </em><em>Бёмиг</em><em> о «Студии импрессионистов».</em>

<em>В поле зрения ученых попали и несостоявшиеся проекты, например журнал группы «Лирика», </em><em>о котором пишет А. Ю. </em><em>Сергеева-</em><em>Клятис</em><em>.</em>

<em>В статьях Е. А. </em><em>Тахо-Годи</em><em> о литературной критике Ю. </em><em>Айхенвальда</em><em>, К. А. </em><em>Баршта</em><em>, О. В. </em><em>Федуниной</em><em> об эстетической позиции и репутации В. П. Буренина, С. А. Казаковой о репутации группы «</em><em>Гилея</em><em>», С. А. Кибальника, направленной на развенчание мифа о провале первой постановки чеховской «Чайки», в той или иной степени корректируются уже устоявшиеся и широко распространенные в научном сообществе представления о</em><em> разных </em><em>явлениях</em><em> литературной жизни предреволюционной эпохи.</em>

<em>Отдельный аспект «срочной словесности» освещен в работе С. Г. Коростелева, доказывающего, что </em><em>замятинские</em><em> публикации в журналах «Летопись» и «Новая жизнь» стали своеобразной площадкой для формирования творческой концепции главного произведения писателя — романа-антиутопии «Мы».</em>

<em>М. В. Михайлова и А. В. Назарова, анализируя образы журналистов в произведениях Горького, Куприна, </em><em>Чирикова</em><em>, фактически выявляют неоднозначный статус русского журналиста. </em><em>И</em><em> наоборот, в работе Е. С. Сониной рассматривается карикатурный образ русского литератора на страницах сатирической периодики начала ХХ века.</em>

<em>Таким образом, взаимодействие литературы и журналистики эпохи осмысляется комплексно как пространство не только диалога, но и противостояния, полемики, борьбы за доминирующее положение в границах «срочной словесности».</em>

<em>Новационным</em><em> по материалу и подходу следует признать работу Е. Ю. Гордеевой, которая изучила специализированные библиографические издания с точки зрения организационной работы с читательской аудиторией.</em>

<em>Отметим и высоко оценим стремление авторов монографии не только уточнить границы «срочной словесности», но и ввести в научный оборот большой корпус новых материалов во второй и третьей части, где читательскому вниманию предложены две публикации и две </em><em>републикации</em><em>.</em>

<em>А. С. Александров подготовил фрагмент эпистолярного диалога между А. А. Измайловым и </em><em>И</em><em>. И. Ясинским за 1915-1916 годы, связанного с литературно-журнальными событиями предреволюционного времени.</em>

<em>При этом нельзя не указать на отдельные ошибки и небрежности, допущенные в комментариях. Так, на с. 381 читаем: «Рождественский номер 1917 года собирался уже в условиях революционной действительности, когда праздник, имеющий глубокую мировую и отечественную традицию, был упразднен одним из Декретов советской власти». На самом деле в письмах речь идет о подготовке рождественского номера «Петроградского листка» 1916 года, увидевшего, как и должно, свет 25 декабря (исчисление, как и </em><em>положено</em><em> в это время, ведется по старому календарному стилю). </em><em>При чем</em><em> тут 1917 год и революционная действительность, остается непонятным. Кроме того, известно, что среди первых декретов советской власти отсутствовал декрет, упраздняющий Рождество. Запрет прозвучал (да и то косвенным образом) только 24 сентября 1929 года в постановлении Совета народных комиссаров «О рабочем времени и времени отдыха в предприятиях и учреждениях, переходящих на непрерывную производственную неделю».</em>

<em>22 письма Д. В. </em><em>Философова</em><em> к </em><em>К</em><em>. И. Чуковскому, охватывающие период 1908-1919 годов, обнародовали С. В. Федотова и А. Л. Соболев. </em><em>Публикация важна в качестве существенного дополнения к уже изданному ранее </em><em>эпистолярию</em><em> Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус к тому же корреспонденту и способствует воссозданию литературных и отчасти личных взаимоотношений </em><em>Философова</em><em> и Чуковского.</em><em> Преамбула, предваряющая письма, выходит далеко за рамки жанра вступительной статьи. В ней прослеживается становление литературной репутации Чуковского — от яркого, но не имеющего собственной идеи молодого критика до влиятельного литератора — и роль в этом процессе его корреспондентов.</em>

<em>Р. А. </em><em>Поддубцев</em><em> воспроизвел подборку произведений русских футуристов, размещенную на литературной странице газеты А. А. Суворина «Новь» 20 ноября 1914 года. Она имела собственное заглавие — «Траурное </em><em>ура», — перекликающееся с антимилитаристскими настроениями ее участников: К. А. Большакова, Б. Л. Пастернака, Н. Н. Асеева, Д. Д. </em><em>Бурлюка</em><em> В. В. Маяковского. Значение данной </em><em>републикации</em><em> заключается в сопровождающем ее развернутом комментарии, поясняющем разнообразные военные реалии, широко представленные в произведениях футуристов. Столь же важными оказываются и вскрытые автором историко-литературные детали и контекст, в рамках которого необходимо рассматривать подборку «Траурное ура» как цельное художественное высказывание русских футуристов по поводу актуальнейших вопросов жизни и литературы периода первой мировой войны.</em>

<em>Вторая </em><em>републикация</em><em> подготовлена Е.</em><em> </em><em>И. Погорельской и посвящена раннему периоду творчества И. Э. Бабеля. Речь в ней идет о газетном цикле будущего автора «Конармии», состоящем из 17 очерков, которые были напечатаны А. М. Горьким в редактировавшейся им газете «Новая жизнь» в течение весны и лета 1918 года. Очерки ярко демонстрируют становление стиля и художественных приемов Бабеля. </em><em>От</em><em> </em><em>предыдущих</em><em> </em><em>републикаций</em><em> (две из них сделаны в 1989 году, еще две — в 1990 году) разной степени полноты воспроизведение, осуществленное Погорельской, отличает объем комментария. Вместе с тем он вызывает и ряд вопросов, поскольку зачастую поясняются совершенно банальные вещи (дровни, желоб, крестный ход, феска, фунт и др.).</em>

<em>Часть третья монографии озаглавлена «Приложение» (именно так: в единственном числе), что, думается, не вполне отвечает составу этого раздела, где находим указатели содержания отдельных периодических изданий: журнала «Богема» (1915) — А. Л. Соболева; газеты «Новь» и приложения «Утренний телефон „Нови“» — Р. А. </em><em>Поддубцева</em><em>.</em><em> Здесь же представлен «Опыт росписи архивных материалов, посвященных газете „Русское слово“» О. И. Шапкиной. Традиционно в приложение (приложения) </em><em>включаются материалы с дополнительной, поясняющей информацией, корреспондирующей с основным текстом. Однако в данном случае этого не происходит: гипертекстовых связей с первым (основным) разделом книги нами не обнаружено. Думается, что эту часть правильнее было бы озаглавить «Библиография».</em>

<em>Безусловно, все три публикации демонстрируют огромную кропотливую работу их авторов. Однако результат получился все же разным.</em>

<em>Выгодно отличается высокопрофессиональной вступительной статьей, основанной на обширных архивных изысканиях и, пожалуй, на сегодняшний день исчерпывающе воссоздающей историко-литературный контекст «Богемы», издававшейся литераторами круга Л. М. </em><em>Рейнер</em><em>, «роспись с выносками» А. Л. Соболева.</em>

<em>Весьма обширное содержание газеты «Новь» и приложения «Утренний телефон „Нови“», хотя и представлено выборочно, заслуживает всяческого внимания и одобрения. Вместе с тем вступительная статья, в которой могла бы быть представлена историко-литературная информация об издании (а также его приложении), отсутствует. Аналогичное замечание необходимо адресовать и О. И. Шапкиной, хотя опыт росписи архивных материалов, связанных с одним печатным органом, является весьма интересным и ценным для историков литературы и журналистики.</em>

<em>Научный аппарат в виде именного указателя (его составитель не указан) является просто необходимым дополнением к такому изданию и позволяет ориентироваться в большом объеме информации.</em>

<em>Рецензируемая монография, безусловно, должна занять свое место в корпусе современных исследований, претендующих на презентацию новых </em><em>подходов к изучению культурной жизни начала ХХ века как сложно структурированного феномена, а у вновь обретенного термина «срочная словесность», думается, может быть весьма интересная научная судьба.</em>