DOI: 10.31860/0131-6095-2022-3-152-159

© Н. П. Генералова, © В. А. Лукина

<em>ЛУИ ДЬЕМЕР — КОРРЕСПОНДЕНТ И. С. ТУРГЕНЕВА</em><em> </em><em>(К ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРНО-МУЗЫКАЛЬНЫХ</em><em> </em><em>БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ КОНЦЕРТОВ В ПАРИЖЕ)</em>

Обосновавшись во Франции после франко-прусской войны 1870-1871 годов, Тургенев на протяжении всех последующих лет организовывал в Париже немало литературно-музыкальных концертов с целью сбора средств на различные благотворительные нужды находящихся за границей соотечественников. К участию в ежегодном «Литературно-музыкальном утре» («Matinée littéraire et musicale»), а впоследствии «Литературно-музыкальном утре в пользу неимущих русских в Париже» («Matinée littéraire et musicale au profit des indigents russes à Paris»), как с 1878 года стали именоваться подобные концерты,¹писатель привлекал не только именитых музыкантов и литераторов, в числе которых А. Г. Рубинштейн, Г. Венявский, А. Н. Есипова, К. Ю. Давыдов, С. И. Танеев, А. Д. Бродский, К. Сен-Санс, А. А. Брандуков, А. Ф. Писемский, Г. И. Успенский, Н. С. Курочкин, Э. Золя и мн. др., но и начинающих — например, учениц, а также детей и родственников Полины и Луи Виардо. Между тем деятельность Тургенева по организации литературно-музыкальных благотворительных вечеров остается практически неизученной,² и даже точными сведениями о количестве, составе исполнителей и гостей, а также о программах концертов мы не располагаем.

Так, сохранилось крайне мало свидетельств о литературно-музыкальном утре, состоявшемся 16 (28) мая 1878 года в салоне Виардо на Rue de Douai, 50. Доподлинно известно только то, что на этом утре Тургенев читал отрывок из еще не напечатанного рассказа А. Н. Луканиной «Березай» и, по собственному признанию, «получил замечательный успех» <strong>(</strong>П 16-1, 120, № 5040; письмо к М. М. Стасюлевичу от 25 мая (6 июня) 1878 года<strong>)</strong>. Из сохранившейся части корреспонденции писателя за первую половину 1878 года следует, что к подготовке утра приступили еще в феврале по новому стилю <strong>(</strong>П 16-1, 35, № 4942; письмо к П. Л. Лаврову от 31 января (12 февраля) 1878 года<strong>)</strong>. По всей видимости, это был первый концерт, предназначенный для пополнения средств основанной в начале июня 1877 года «Русской кассы взаимного вспоможения в Париже», которая в скором времени была преобразована или влилась в «Общество взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже».³ Примечательно, что основной фонд «Русской кассы...» составили деньги (1058 франков), также полученные «с литературно-музыкального утра, данного И. С. Тургеневым в начале 1877-го года».⁴ Речь идет о концерте 28 февраля (12 марта) 1877 года, в котором принимали участие в том числе Полина и Поль Виардо, а также С. И. Танеев. По словам присутствовавшей на нем Е. И. Бларамберг (в замуж. Апрелева), формально утро проходило «в пользу русской библиотеки в Париже» и имело большой успех. «Салон наполнился многочисленною русскою публикой, — писала Бларамберг. — Г-жа Виардо исполнила романс Чайковского „Нет, только тот, кто знал свиданья жажду“, со свойственною ей страстью, выразительностью и безукоризненною дикцией. Тургенев прочитал отрывок из „Дыма“: „Встреча на станции Литвинова с братьями Губаревыми“ и сцену бегства из дома Сипягина Марианны с Неждановым. / Комические сцены удавались ему лучше лирических. <...> В числе исполнителей находились Поль Виардо (скрипка) и, если не ошибаюсь, С. И. Танеев — рояль. Успех утра был во всех отношениях огромный».⁵ Несколько любопытных подробностей содержится также в воспоминаниях Д. А. Олсуфьева⁶ и в письмах С. И. Танеева,⁷ однако приведенными скудными сведениями наши представления об этом концерте исчерпываются.

За первые полгода существования «Русской кассы...» средства ее значительно истощились. В общей сложности в период с июня до 11 декабря н. ст. 1877 года была выдана 41 ссуда на сумму в 1650 франков «тридцати лицам, из коих почти половина принадлежала к учащейся молодежи, а другую половину составляли по большей части рабочие» (С 12, 368). Уже в ноябре 1877 года П. Л. Лавров, имевший прямое отношение к распределению средств, напоминал Тургеневу: «Я Вам говорил последний раз, что к Вам собираются приехать члены комитета кассы, основание которой положили Вы, чтобы поговорить о музыкальном вечере в пользу кассы».⁸ Однако в силу различных обстоятельств к этому разговору Тургенев смог вернуться, как уже упоминалось, лишь в феврале н. ст. 1878 года, а именно 1 (13) февраля, когда Лавров, по-видимому, навестил писателя на Rue de Douai, 50.⁹ Накануне, 31 января (12 февраля), Тургенев отправил Лаврову какие-то бумаги, за которыми незадолго до того к нему заходил Г. А. Лопатин, но, не обнаружив их у себя, Тургенев тогда заверил Лопатина, что ранее уже передал ему документы обратно через Лаврова. Извиняясь в письме к Лаврову за невольную путаницу, писатель также выражал сожаление, что до сих пор не собрался навестить его, и прибавлял: «…но эту вину я намерен загладить очень скоро — и, кстати, потолковать о чтении и о прочем» (П 16-1, 35, № 4942). Очевидно, по получении этой записки Лавров принял решение сам нанести ему визит, о чем в тот же день написал Лопатину: «Думаю завтра быть у Тургенева и Яблочкова».¹⁰ Подтверждает это предположение и письмо Лаврова от 3 (15) февраля, в котором он извещал Лопатина: «Был у Тургенева. Чтение и музык<альное> утро будет недели чрез две».¹¹

Тем не менее надежды устроить литературно-музыкальное утро в феврале оказались преждевременными. Уже полторы недели спустя после состоявшейся встречи, 11 (23) февраля 1878 года, Тургенев сообщал Лаврову: «День чтения пока — еще — назначить не могу; — но в марте месяце он будет иметь место непременно. — Благодарю за указание на двух российских пианистов: г-жа Якубович плоха; — но об Нелисове я слышал одобрительные отзывы. — Распределение будущей суммы будет сделано по Вашему указанию; — в объявлении цели чтения можно будет придержаться выражений неопределенных» (П 16-1, 46-47, № 4956).¹² Под «неопределенными» выражениями подразумевалось обыкновенно, что сбор объявлялся в пользу «русской библиотеки в Париже», действительно основанной при прямом содействии Тургенева в 1875 году. Однако и в марте писатель вынужден был вновь оправдываться перед Лавровым. «Насчет <em>чтения</em> еще ничего не решено, — писал он 5 (17) марта, — хотя я уже сагитировал г-жу Луканину; Вы можете быть уверены, что прежде всех узнаете о дне и часе этого события» <strong>(</strong>П 16-1, 67, № 4979; письмо от 5 (17) марта 1878 года<strong>)</strong>.

Подробности состоявшегося в тот же день разговора А. Н. Луканина зафиксировала в своем дневнике: «...Иван Сергеевич сообщил мне о литературно-музыкальном утре, которое они (т. е. он с некоторыми русскими) собираются устроить в пользу русской библиотеки в Париже. / „В прежнее время, — сказал он, — нетрудно было найти исполнителей — теперь не то. Я прочитаю, а ведь больше-то никого и нет. Я подумал о вас: вы читаете просто, вы могли бы что-нибудь хорошо прочесть“».¹³ Посетовал писатель также на то, что «вообще на литературные вечера публику и не заманишь, если нет музыки. Вот музыкальное произведение может длиться минут двадцать, если оно инструментальное, но и то с перерывом; пение же, как и чтение, не должно продолжаться больше десяти минут».¹⁴

Наконец, к 20 марта (1 апреля) 1878 года была вчерне сформирована программа нового концерта, о чем Тургенев поспешил известить Лаврова: «Сегодня составилась программа нашего утра <...> но произойдет это утро не раньше <em>вторника</em><em>, </em><em>16-го </em><em>апр</em><em><</em><em>еля</em><em>></em><em>»</em> (П 16-1, 78, № 4994). Можно уверенно предполагать, что накануне Лавров вновь навестил писателя, и в ходе этого визита предварительно решено было назначить концерт неделей ранее 4 (16) апреля, отсюда и тургеневская оговорка «но». Это подтверждает письмо Лаврова от 18 (30) марта, в котором он информировал Лопатина: «Чрез 10 дней будет утро у Тургенева: он хотел мне прислать даровые билеты для раздачи. Я думаю передать в администрацию библиотеки и Вам. Как Вы думаете?»¹⁵

Две недели спустя, однако, Тургенев смог сообщить Лаврову лишь о новой отсрочке: «Наше злополучное утро отложено до <em>будущего понедельника</em><em>,</em> 22-го апр<еля> — (но на этот раз наверное)» (П 16-1, 84, № 4999). Но и 10 (22) апреля, вопреки заверениям писателя, концерт не состоялся, на этот раз из-за наступления Страстной недели, о чем 4 (16) апреля Тургенев предупредил Лаврова: «Поневоле приходится отложить это чтение до <em>понедельника</em><em>, </em><em>29-го числа</em><em>, —</em> и возложить упование на Всемогущего Бога, Который наконец смилуется над нами» (П 16-1, 88, № 5001).

Очевидно, что к этому времени состав исполнителей предстоящего литературно-музыкального утра был уже определен, в чем Тургенев заверял Лаврова еще в начале апреля н. ст. Каков же он мог быть? Если в отношении литературной составляющей мы располагаем точными данными по крайней мере о двух предполагавшихся чтецах — А. Н. Луканиной (которая должна была прочесть сцену из «Березая») и самом Тургеневе, то о музыкальной части до сих пор оставалось лишь догадываться. Некоторый свет на состав исполнителей, а также на детали музыкальной программы утра проливает ранее не публиковавшееся письмо Тургенева к французскому пианисту, композитору и педагогу Луи-Жозефу Дьемеру (Diémer; 1843-1919), ныне хранящееся в Рукописном отделе Пушкинского Дома и не вошедшее в оба академических Полных собрания сочинений писателя. Оно было приобретено Институтом русской литературы в 1975 году от частного лица (некоего Я. Б. Балабана) вместе с двумя письмами Полины Виардо к неизвестному адресату (поступление № 41).¹⁶

«50, RUE DE DOUAI

PARIS

Mercredi matin.

Cher Monsieur Diémer,

Vous êtes mille fois aimable — et je vous prie de recevoir mes remercîments les plus chaleureux. — Fischer veut bien aussi nous promettre son concours; cela nous donne la possibilité d’exécuter un fragment du trio de Rubinstein (avec vous et P. Viardot). Il ne s’agit plus maintenant que de savoir quel serait votre solo — (deux petites pièces ou une grande). — Vous seriez bien bon de m’envoyer le titre dès aujourd’hui même — c’est nécessaire pour l’impression du programme. — La matinée a lieu le <em>lundi 29 avril</em> à 2 heures, à la Rue de Douai.

Recevez, cher Monsieur, l’assurance de mes sentiments les plus distingués.

Iv. Tourguéneff».

Перевод:

«УЛИЦА ДУЭ, 50

ПАРИЖ

Среда утром.

Дорогой господин Дьемер,

Вы тысячекратно любезны — и я прошу вас принять мою самую горячую благодарность. — Фишер также намерен обещать свое участие; это даст нам возможность исполнить отрывок из трио Рубинштейна (с вами и П. Виардо). Теперь остается узнать лишь то, что вы будете исполнять соло — (две небольшие пьесы или одну большую). — Будьте так добры прислать мне название, прямо с сегодняшнего дня — это необходимо для печатанья программы. — Утро состоится в <em>понедельник 29 апреля</em> в 2 часа на улице Дуэ. Примите, милостивый государь, уверение в моих лучших чувствах.

Ив. Тургенев».

Итак, Тургенев обратился к Дьемеру в «среду утром» («Mercredi matin»), однако точная дата и год в письме не были проставлены. О каком же литературно-музыкальном утре с участием французского пианиста может идти речь? Сопоставление указанного в письме числа и дня недели предстоящего концерта дает всего два возможных варианта: 29 апреля н. ст. выпадало на понедельник в 1872 и 1878 годах. В то же время парижский адрес (RUE DE DOUAI, 50), выставленный в штампе на именной бумаге Тургенева, неопровержимо свидетельствует, что события происходили именно в 1878-м. Дело в том, что в апреле 1872 года, когда теоретически могло быть написано письмо, нумерация домов по улице Дуэ еще не изменилась и номер дома должен был значиться как 48, а не 50.

Таким образом, можно смело утверждать, что настоящее письмо к Дьемеру встраивается в общий корпус писем Тургенева за апрель 1878 года и было написано им в среду 5 (17) апреля, т. е. на следующий день после цитированного выше письма к Лаврову от 4 (16) апреля 1878 года, в котором впервые сообщалось о переносе литературно-музыкального утра на 17 (29) апреля. И наконец, наш вывод о том, что письмо к Дьемеру датируется средой, выпадавшей именно на 5 (17) апреля 1878 года, а не следующей средой, приходившейся на 12 (24) апреля и являвшейся ближайшей к новой назначенной дате концерта, в свою очередь подтверждается письмом Тургенева к М. М. Антокольскому от 8 (20) апреля 1878 года. Из него становится известно о приступе подагры, который приключился у писателя накануне (П 16-1, 90, № 5004), в результате чего утро было вновь отложено, на этот раз до 13 (25) мая (хотя и эта дата оказалась не окончательной). Вряд ли Тургенев стал бы договариваться с Дьемером о дне концерта, не будучи совершенно уверен в том, что успеет поправиться, т. е. публикуемое письмо не могло быть написано позднее 7 (19) апреля, когда у Тургенева начался приступ подагры.

Косвенным подтверждением верности предложенной датировки является также упоминание в письме имени знаменитого бельгийского виолончелиста Адольфа Фишера (Fischer; 1850-1891), с 1868 года обосновавшегося в Париже. Судя по сообщениям, которыми пестрели парижские газеты в апреле 1878 года, как раз накануне предполагаемой даты литературно-музыкального утра Фишер вернулся во Францию из длительного турне по Германии, Австрии, Венгрии, Швейцарии и Голландии, причем в сопровождении двух своих юных сестер, начинающих певиц Елены и Мари Фишер.¹⁷ А уже на 24 апреля н. ст. 1878 года анонсировался первый концерт с участием Фишера, который должен был состояться в зале Эрар и в котором было заявлено участие обеих сестер Фишер, а также Луи Дьемера и Поля Виардо.¹⁸ Оскар Кометтан, постоянный автор музыкального обозрения, еженедельно публиковавшегося в парижской газете «Le Siècle», дал этому концерту восторженную оценку в ближайшем фельетоне: «Выдающийся виолончелист г. Фишер возвратился после триумфального продолжительного турне по главным городам Европы. Его возвращение было отпраздновано концертом, данным виртуозом в зале Эрар, при участии замечательного скрипача г. Поля Виардо и пианиста Дьемера, чья репутация не нуждается в рекомендациях. / Г. Фишер, принадлежащий к поголовно музыкальной семье, представил этим вечером парижской публике двух своих юных сестер, которые обещают, вне всякого сомнения, стать когда-нибудь знаменитыми. Г-жа Виардо-Гарсия, оценив редкие способности сестер Фишер, возымела желание завершить их вокальное образование. В подобных руках, под руководством такого педагога можно не сомневаться в будущем этих юных и столь обещающих музыкантш».¹⁹ Забегая вперед, стоит отметить, что в апреле следующего, 1879 года Фишера в Париже уже не было.

Как уже упоминалось выше, 17 (29) апреля 1878 года — т. е. в день, назначенный в публикуемом письме к Дьемеру — концерт так и не состоялся и был вскоре перенесен сначала на 13 (25), а затем окончательно на 16 (28) мая.²⁰ Анонсируя его, В. В. Чуйко, который находился в это время в Париже и, заручившись рекомендацией Я. П. Полонского, неоднократно встречался с Тургеневым, писал: «Русско-французская колония сегодня должна присутствовать на литературно-музыкальном утре И. С. Тургенева, в доме, где он живет. Это утро представляет значительный интерес, потому что мы услышим не только чтение самого Ивана Сергеевича и пение г-жи Виардо, но также услышим чтение и г-жи Луканиной, талантливого автора „Любушки“, рассказа, напечатанного недавно в „Вестнике Европы“. Г-жа Луканина будет читать отрывки из новой своей повести, еще не напечатанной...».²¹

Однако о фактических участниках и программе этого утра, в особенности о музыкальной ее части, практически ничего неизвестно. «Я была до того взволнована мыслью, что меня заставят читать, — вспоминала, например, Луканина, — что ничего не видела и не слышала. У меня осталось смутное воспоминание о том, что очень хорошо пели и играли. Опомнилась я только тогда, когда Иван Сергеевич взялся читать за меня. Он прочел сцену из „Березая“ (находку Глаши Михайлычем). После этого я ожила и с восторгом слушала прекрасное чтение Иваном Сергеевичем его собственных вещей. Он читал сцену из „Дыма“ и закончил словами Литвинова, когда тот уходит, причем и сам Иван Сергеевич вскочил со стула и вышел. Потом мне рассказывали, что кое-кто даже и надулся за это».²² Можно предположить, что 16 (28) мая среди выступавших на Rue de Douai был и Луи Дьемер, который мог сыграть дуэтом с Полем Виардо, а также представить слушателям какие-то из своих новых инструментальных сочинений, к примеру некоторые из тех, что звучали 30 апреля н. ст. 1878 года на упоминавшемся концерте в зале Эрар.²³ Мог войти в программу также его романс «A une étoile» на слова А. Мюссе или «Мазурка»²⁴ (исполнявшиеся Марианной Виардо на концерте 30 апреля н. ст.²⁵) или дуэт «Fantaisie» на слова А. Гримо (для фортепиано, сопрано и меццо-сопрано), посвященный дочерям Полины Виардо — Клоди и Марианне.²⁶ Не исключено, что прозвучало на концерте и трио Рубинштейна для фортепиано, скрипки и виолончели в исполнении Дьемера, Поля Виардо и Фишера, однако никаких данных, подтверждающих это, пока обнаружить не удалось.

Публикуемое письмо является в настоящее время единственным известным письмом Тургенева к Дьемеру, хотя не подлежит сомнению, что их корреспонденция была более обширной. Ранее имя выдающегося французского пианиста в переписке не встречалось, а возникло лишь однажды, в связи с участием Дьемера в другом благотворительном концерте в пользу неимущих русских в Париже, организованном Тургеневым 15 (27) мая 1879 года. В архиве Н. Д. Дмитриева-Оренбургского (ИРЛИ. Ф. 539. № 4. Л. 2, 3), одного из гостей концерта, сохранились входной билет и программа этого утра, в которых среди участников значится и имя Дьемера. Вместе с Полем Виардо они открывали утро исполнением I части Сонаты для скрипки и фортепиано Рубинштейна (ля минор). Кроме того, Дьемер сыграл на концерте три небольшие вещи соло — «Chanson du mai» своего сочинения, «Le Rappel des oiseaux» Ж.-Ф. Рамо и «Вальс-каприз» Рубинштейна. В исполнении Марианны Виардо прозвучал также романс Дьемера «Les Ailes» на слова А. Гримо.²⁷

Трудно сказать, когда именно состоялось знакомство Тургенева и молодого талантливого пианиста, которому Чайковский впоследствии посвятит свой Третий фортепианный концерт, однако с большой долей уверенности можно предположить, что оно произошло при посредстве Полины Виардо, которая была знакома с Дьемером еще c 1860-х годов. 7 марта н. ст. 1861 года она, к примеру, выступала в Париже в зале Плейель вместе с совсем еще юным Дьемером на музыкальном вечере, посвященном Баху.²⁸ Тургенев в это время также находился в Париже и мог присутствовать на этом концерте.²⁹ Не подлежит сомнению, что и после концерта 1879 года Тургенев и Дьемер неоднократно встречались. Так, писатель был замечен среди посетителей «блестящих» вечеров, проходивших у четы Дьемеров на Rue d’Amsterdam зимой 1881 года, где в числе прочих выступали Марианна и Поль Виардо.³⁰ А 26 марта н. ст. 1881 года Дьемер присутствовал на панихиде по Н. Г. Рубинштейну в русской церкви в Париже на улице Дарю вместе с Тургеневым, Полиной Виардо, Камилем Сен-Сансом, Юбером Леонаром, Жюлем Массне, Эдуаром Лало и многими другими.³¹ Несомненно, бывал Тургенев и на многочисленных концертах, где выступал Дьемер, нередко вместе с Полем Виардо или Альфонсом Дювернуа.

Возвращаясь к литературно-музыкальному утру 16 (28) мая 1878 года, следует отметить, что за вычетом всех расходов оно собрало 950 франков (т. е., к примеру, вдвое меньше, чем утро, состоявшееся в 1877 году), о чем Тургенев сообщил Лаврову 21 мая (2 июня) 1878 года. «Сию малую лепту, — прибавлял он, — я готов передать Вам, а также если Вы кого пригласите с собою из „библиотеки“» (П 16-1, 119, № 5039). Встреча произошла через два дня — во вторник 23 мая (4 июня), а уже на следующий день Лавров известил Лопатина: «Если Вы приедете не ранее 15, то Вы не застанете уже здесь Тургенева, который уезжает, кажется, чрез неделю. <...> Тургеневское утро дало так мало (950 francs), что пришлось отказаться от надежды выделить что-либо для этапного фонда».³² Под этапным фондом, или этапной кассой, подразумевались средства, которые собирались комитетом в составе Драгоманова, Лаврова и Лопатина с целью оказания материальной помощи эмигрантам, намеревавшимся вернуться в Россию на революционную работу.

Публикуемое письмо к Луи Дьемеру показывает, насколько заинтересован был Тургенев в организации литературно-музыкальных собраний, которые давали возможность молодым членам семьи Виардо раскрывать свои таланты, а самому писателю укреплять связи с музыкальным миром Парижа. Можно не сомневаться в том, что в дальнейшем наши знания об этой стороне деятельности Тургенева будут лишь расширяться.