DOI: 10.31860/0131-6095-2023-2-205-233

© Е. А. Глуховская

ИЗ ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРНОЙ БОРЬБЫ 1907–1908 ГОДОВ: ЖУРНАЛ «РУССКИЙ АРТИСТ»¹

1907–1908 годы – время бурных внутрисимволитских полемик, противостояния журналов «Весы», «Золотое руно», «Перевал» и споров московских и петербургских литераторов вокруг «мистического анархизма».² Случай, о котором пойдет речь в статье, дополняет историю символистских междоусобиц. Однако прежде, чем перейти к нему, необходимо в общих чертах напомнить хронологию развития событий.

В конце января 1906 года вышел первый номер журнала «Золотое руно». Заведующим литературным отделом был основатель книгоиздательства «Гриф» С. А. Соколов (Кречетов), однако в июле 1906 года он со скандалом уходит из «Золотого руна» и создает собственный журнал «Перевал». К активной работе в «Золотом руне» по совету В. Я. Брюсова вместо Соколова привлекается А. А. Курсинский, в результате чего возрастает влияние Брюсова на внутрижурнальную политику «Золотого руна». В это время главным противником для них становится «Перевал», начинается активная конфронтация между изданиями. Однако уже в марте 1907 года Курсинский покидает «Золотое руно». Вслед за ним из числа авторов уходит и Андрей Белый. После этого журнал подвергся внутренней реорганизации, фактическое управление перешло к секретарю Г. Э. Тастевену.³ Начался «антивесовский» этап «Золотого руна», характеризующийся интеграцией со сторонниками «мистического анархизма» (Г. И. Чулковым, С. М. Городецким и др.). К лету 1907 года «Весы» и «Золотое руно» оказались идейными противниками, отстаивающими разные эстетические ценности. В августе 1907 года после ряда публичных разбирательств заявление о выходе из «Золотого руна» подписали Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, В. Я. Брюсов, Ю. К. Балтрушайтис, М. А. Кузмин, М. Ф. Ликиардопуло.⁴ Отношение «весовцев» к Соколову, все больше сближавшемуся с петербургскими литераторами, также оставалось негативным. Попытка молодых писателей включиться в эту полемику еще больше обострила противостояние: в сентябре 1907 года под редакцией В. И. Стражева и при ближайшем участии П. П. Муратова, Б. А. Грифцова и Б. К. Зайцева начала выходить газета «Литературно-художественная неделя» (состоялось всего четыре номера).⁵ Это издание было печатным органом литературного кружка «Зори», собиравшегося в 1906–1907 годах и тяготевшего к левым взглядам.⁶ Согласно воспоминаниям Зайцева, активным участником кружка был Эллис, связан с «Зорями» был и Андрей Белый.⁷ «Литературно-художественная неделя», ангажированная петербургской группой символистов и примкнувшими к ним «грифовцами»,⁸ имела ярко выраженную «антивесовскую» направленность и, критикуя «старшее» поколение, провозглашала будущее за «младшими», среди лучших представителей которых указывались А. А. Блок и А. М. Ремизов. Андрей Белый, первоначально входивший в число авторов газеты и даже успевший опубликовать в первом номере хвалебную статью о «Жизни человека» Л. Н. Андреева,⁹ увидел в действиях газеты «враждебность общего тона <…> к тому направлению», которое было ему «близко и дорого»,¹⁰ и (не без скандала) разорвал отношения с редакцией.

Большое внимание в «Литературно-художественной неделе» уделялось актуальным в то время спорам о современном театре, в том числе в двух развернутых статьях были подробно изложены взгляды Вяч. Иванова и Чулкова на театр будущего.¹¹ В четвертом номере газеты (8 октября), со ссылкой на другие издания, сообщалось, что в Москве начинает выходить новый театральный журнал «по типу „Театра и искусства“».¹² Подвергнув критике журнал А. Р. Кугеля за поверхностность и беспринципность, автор статьи высказал надежду, что новое московское издание все же не будет следовать этому образцу.¹³

Упоминаемый новый журнал, вероятно, – «Русский артист», первый номер которого вышел в Москве 7 октября 1907 года. Он имел подзаголовок «еженедельный художественно-театральный журнал», состоял из 16 большеформатных страниц со сквозной нумерацией в течение года, включал как текст, так и визуальные материалы: черно-белые портреты театральных деятелей, зарисовки декораций к спектаклям, репродукции картин, карикатуры на театральные темы. Обложки номеров за 1907 год были оформлены известным театральным художником М. В. Кожиным.¹⁴ По своему формату и структуре «Русский артист» во многом, действительно, ориентировался на один из самых популярных еженедельных театральных журналов того времени – «Театр и искусство».

На форзаце первого номера «Русского артиста» были перечислены сотрудники журнала, преимущественно театральные деятели – артисты, драматурги, критики и художники: Э. М. Бескин, М. М. Букша, Н. Н. Званцев, В. И. Качалов, Н. С. Кротков, Н. А. Маныкин-Невструев, С. С. Матов, Н. А. Миклашевский, А. Ф. Морозов, Я. Л. Розенштейн (Яков Львов), Ю. С. Сахновский, Б. М. Соловьева (Мистер Бемс), Д. И. Соловьев (Поль-Нолэ), Д. Д. Языков, Я. Г. Якимченко. Заявлялось, что журнал будет объективно освещать театральную жизнь столиц и провинции и готов предоставить свои страницы каждому, «кто хочет и может сказать интересное, живое слово по текущим вопросам».¹⁵ Кроме этого, «Русский артист» ставил перед собой задачу объединить театральных деятелей и дать им возможность обсуждать насущные проблемы, совместно бороться за свои права. Издательская программа подразумевала широкий спектр театральных тем, связанных как с современностью, так и с прошлым, активное взаимодействие с читателями, развлекательные материалы. В первом же номере объявлялось о печатании приложения к журналу, в котором планировалось публиковать современные драматургические произведения, некоторые из них должны были специально для этого переводиться на русский язык.¹⁶

В открывающей журнал редакторской статье заявлялось, что «искусство вообще, а сценическое в особенности переживает сейчас кризис»,¹⁷ следствием чего явилось множество полемизирующих друг с другом изданий и непрерывная борьба мнений («…каждый орган в лице своего постоянного излюбленного сотрудника сплошь и рядом вступает в резкую полемику с другими изданиями, где заведующий художественным отделом придерживается иных взглядов по данному вопросу»¹⁸), именно поэтому «Русский артист» позиционировался как принципиально беспартийный. Новый журнал характеризовался тематической универсальностью и рассчитан был на круг читателей, симпатизировавших модернистским течениям. В профессиональной среде журнал, хотя и не вызвал восторгов, был принят с интересом: «Вышел в свет первый № „Русского артиста“. Дебютный номер, жиденький по содержанию, производит все же выгодное впечатление внешностью и приличным корректным тоном. Credo нового театрального издания: полная свобода взглядов, искренность и беспристрастность убеждений, беспартийность в самом широком масштабе… Из статей заслуживает внимания набросок Н. Маныкина-Невструева, навеянный гастролями Коммиссаржевской, и тепло написанный очерк о безвременно скончавшемся В. В. Толкачеве. Фактический материал, потерявший всякий интерес, – сплошная перепечатка из старых газет».¹⁹

Редактором-издателем «Русского артиста» был племянник мецената С. И. Мамонтова – Платон Николаевич Мамонтов (1875–1950). Наиболее полно, хотя и с соответствующими времени умолчаниями, сведения о нем представлены в личном деле 1945 года, сохранившемся в материалах Московского цыганского театра «Ромэн».²⁰ В краткой автобиографии П. Н. Мамонтов указывал: «Родился я в 1875 г. – 7-го февраля в селе Тарталеях <так!> Нижегородской губ<ернии> Княгининского уезда. Матери своей я не помню, т. к. она умерла от родов, а я был взят моим отцом Николаем Ивановичем Мамонтовым,²¹ пот<омственным> почетным гражданином г. Москвы в его семью, где нас и росло четыре брата.

Приемная мать Анна Александровна, вернее, мачеха мне, меня не очень любила, так что я ушел рано из дому, сначала давал уроки, потом сам работал, содержал себя. Мой отец служил бухгалтером в Правлении Акц<ионерного> Общ<ества> Ярославской ж<елезной> д<ороги>. По окончании Московского Реального Училища я, держа конкурсный экзамен в Императ<орское> Техническое Училище, был принят на 1-ый курс механо-строительного <так!> факультета. С пятого курса был исключен за невзнос платы и за участие в общестуденческих забастовках, так что выпускного проекта не защищал. По отбытии 1 года воинской повинности уехал на практику в г. Дмитров и с 1900 года начал работать в театре, начав с помощника администратора Т<оварищест>ва артистов Московской Частной Оперы. С тех пор за малым исключением работал или в театре, или около театра, ремонтируя существующие театры, начиная с Большого, оборудуя новые театры (в П<арке> К<ультуры> и О<тдыха> в Сокольник<ах>).²² Состоял почетным членом Всероссийского Театрального Общества».²³

Проработав четыре года в «Московском товариществе артистов частной русской оперы»,²⁴ перед тем как поступить в «Театр К. Незлобина», П. Н. Мамонтов с 1905 по 1909 годы служил в строительных ведомствах Москвы и Курской губернии. Именно в это время он и взялся за издание журнала.²⁵ К сожалению, редакционных документов «Русского артиста» не сохранилось, в переписке современников журнал также практически не упоминается, поэтому основным материалом для нашей статьи послужат содержание номеров и синхронные им литературные и журнальные публикации, архивные свидетельства.

Первые номера «Русского артиста» были вполне традиционными для подобного рода изданий: рецензии на новые постановки, фрагменты пьес, стихотворные фельетоны из театральной жизни, новости. С четвертого номера (28 октября) журнал преображается: меняется оформление обложки (она становится более строгой, включает содержание номера); принимается решение печатать пьесы отдельными изданиями и бесплатно рассылать подписчикам.²⁶

Настоящая революция происходит в «Русском артисте» с шестого номера (11 ноября): во-первых, журнал начинает анонсироваться как «богато-иллюстрированный»; во-вторых, сообщается, что у журнала появляются «собственные корреспонденты во всех русских и иностранных театральных центрах»;²⁷ в-третьих, создается критико-литературный и библиографический отдел, в котором обещают писать о каждой книге, поступившей в редакцию журнала. Из тонкого еженедельника «Русский артист» начинает превращаться в более солидное издание, стремящееся охватить все сферы театральной жизни. Но главное – среди сотрудников журнала появляется Александр Курсинский, который и становится заведующим новым отделом. И уже в этом номере публикуется его рецензия на постановку «Бога Мести» Шолома Аша в Театре Корша.²⁸

В следующем номере (18 ноября) среди существенно расширившегося списка сотрудников журнала появляются Балтрушайтис, Ликиардопуло, В. В. Гофман и Эллис, то есть литераторы из ближайшего круга «Весов».²⁹ Каждый номер «Русского артиста» теперь открывался поэтическим текстом. Новая структура журнала, вероятно, отражала эстетические установки пришедших туда поэтов-символистов. В 1902 году в статье «Ненужная правда» Брюсов сформулировал свое представление о символистской модели театра.³⁰ Главная роль в искусстве отводилась художнику-творцу, чья душа определяет содержание произведения искусства; из всех видов искусств предпочтение отдавалось лирике: «Самое типическое из искусств – лирика. Собственно „искусство“ и „лирика“ понятия тождественные. Все искусство стремится стать лирикой».³¹ Творцом театра, по Брюсову, является артист, и на этом основании он приравнивается к поэту: «Артист должен быть столь же велик, как мы того хотим от поэта. Все, что мы требуем от писателя, мы вправе требовать и от актера».³² Вероятно, брюсовские представления о сущностной связи лирики и театра определяли интерес «весовцев» к театральному журналу.

Первым в «Русском артисте» появилось стихотворение Балтрушайтиса «Осенний звон».³³ Следующий номер открывало стихотворение Гофмана «Терцины»,³⁴ а в разделе «Хроника» сообщалось о прочитанном в Литературно-художественном кружке реферате Андрея Белого «Театр и современная драма».³⁵ Кроме этого, здесь публикуется развернутая статья Ликиардопуло «Утренняя драма Оскара Уайльда», сопровождавшаяся портретом Уайльда и подписью: «портрет собств<енность> ред<акции> „Весов“».³⁶ В разделе библиографии сообщается о поступлении в редакцию пьесы Уайльда «Флорентинская Трагедия» в переводе Курсинского и Ликиардопуло,³⁷ а в рубрике «Новости театральной литературы» упоминается «Веер Леди Уиндермер» Уайльда в переводе все того же Ликиардопуло.³⁸ Таким образом, можно говорить о том, что происходит экспансия журнала символистами «весовского» толка.

В девятом номере «Русского артиста» (2 декабря) в списке сотрудников появляется также имя Андрея Белого. Именно его стихотворение «В полях. (Из цикла «Тоска по воле»)» открывает номер, а на обложке анонсируется публикация в следующем выпуске его же статьи.³⁹ Кроме этого, дается развернутая заметка Ликиардопуло, на этот раз про комедии Уайльда,⁴⁰ а среди объявлений появляется реклама «Весов». В кратком обзоре издававшейся во Владивостоке газеты «Далекая окраина», вероятно, инспирированном новыми сотрудниками «Русского артиста», все эти нововведения представляются как несомненные изменения журнала к лучшему: «Выходящий в Москве новый журнал, посвященный театру, – „Русский Артист“, с каждым выпуском значительно оживляется. В последнем № напечатано начало воспоминаний К. Станиславского, обещающих быть весьма интересными. В том же №, кроме того, напечатаны стихи Андрея Белого и статья Ликиардопуло о комедиях Оскара Уайльда».⁴¹

Десятый номер (9 декабря) открывается стихотворением В. В. Пашуканиса⁴² «Забытый дом», вслед за которым помещается прозаическая миниатюра В. Гофмана «Моя душа».⁴³ В том же номере публикуется статья Андрея Белого «Метод символизма».⁴⁴ Об этом сообщалось уже на обложке, что, безусловно, свидетельствовало о значимости текста для журнала. Возможно, статья Белого была ответом на доклад Эллиса «Задачи и методы символизма», который планировался в Обществе свободной эстетики в конце октября 1907 года и оппонентом которого должен был стать Белый. Согласно сохранившемуся плану выступления, Эллис собирался затронуть практически те же вопросы, что и Белый в своей статье: «1. Символизм и религия; 2. <Символизм> и общественность; 3. <Символизм> и искусство: 1) Поэзия, 2) Живопись, 3) Музыка; 4. Символ и аллегория; 5. Мечты символизма; 6. Современный символизм как цельное миросозерцание».⁴⁵

Теоретико-критическая статья Белого занимала весь разворот и в общем контексте «Русского артиста» выглядела как манифест того взгляда на искусство, которого придерживается журнал. Символизм провозглашается универсальной теорией творчества, позволяющей выйти за пределы существующего круга искусств и рассматривать все виды художественной реализации как единое целое: «Символизм в таком освещении одинаково изучает законы мифического творчества, как и законы мистического, эстетического и всякого иного творчества, не подчиняя эти законы этике, ни обратно: не подчиняя этику, например, религии. Он противостоит ни науке, ни метафизике, ни религии, ни искусству, а только теории познания».⁴⁶ Утверждая главенство творчества над познанием, Белый отвечает на споры о кризисе современного театра и, в частности, об идее «мистериального» театра Вяч. Иванова.

Вероятно, статья Белого вызвала недовольство внутри редакции журнала, поскольку в последующих выпусках 1907 года монополия «весовцев» на стихотворное открытие номеров прекратилась, зато были опубликованы произведения музыканта и поэта Н. Маныкин-Невструев.⁴⁷ Тем не менее, в сдвоенном 12/13 номере (23 декабря) все же публикуются стихотворение В. Гофмана «Песня обещания»,⁴⁸ рассказ Курсинского «В новой роли. (Из недавних встреч)»,⁴⁹ а также отчет о «Вечере мерцаний» в Обществе свободной эстетики.⁵⁰ Заканчивался первый год издания журнала оптимистическим заявлением: «За протекшие три месяца, „Русск<ий> Артист“ имел возможность вполне убедиться, что он приобрел прочное положение в артистическом мире и среди широкой публики, интересующейся вопросами театра и искусства. Успех журнала во много превысил скромные ожидания. Длинная вереница сочувствующих писем, полученных со всех концов России, и все возрастающее число читателей заставляют нас с еще большей энергией вести начатое дело и принять меры к расширению журнала и привлечению новых видных сотрудников. Заканчивая этим, выпущенным в увеличенном размере, номером 1907 год, мы надеемся встретиться со всеми нашими читателями в наступающем 1908 году».⁵¹

И действительно, в первом месяце 1908 года журнал, казалось, продолжил намеченное развитие. Уже 6 января в списке сотрудников появились «весовские» авторы Кузмин и М. Я. Шик, и именно стихотворение Кузмина («Вновь я бессонные почти узнал…») открывало номер.⁵² Однако ему предшествовал анонимный манифест «Новый шаг в будущее…», в котором, в противоположность статье Белого, говорилось, что «кроме двух основных направлений натурализма и символизма, появляются новые и новые побочные отростки, разветвления, искания…»,⁵³ как, например, «театр интимный», позволяющий зрителю индивидуализироваться, «уйти в себя, в свой тесный кружок – смеяться и плакать наедине».⁵⁴ А в разделе «Хроника» подробно рассказывалось про интимный театр Бориса Зайцева: «Интимный театр, организуемый Бор. Зайцевым, П. Ярцевым и П. П. Муратовым, откроет свои двери лишь во второй половине января. Репетируются две пьесы: „Любовь“ Бор. Зайцева и „Тайга“ Георгия Чулкова. Исполнители – ученики московск<их> драматических школ. В дальнейшем намечены к постановке две новые пьесы в стихотворной форме Вик. Стражева и Влад. Ходасевича (заглавия их пока держутся в секрете), „Смерть Тициана“ Гофмансталя и „Дух земли“ Ведекинда. В этом сезоне предполагается поставить minimum четыре спектакля».⁵⁵ Все это свидетельствовало, что символистский курс «Русского артиста» начал видоизменяться.

Во втором номере «Русского артиста» за 1908 год (13 января) преобразования стали еще более заметными: заведовать беллетристическим и литературно-критическим отделом вместо Курсинского стал Гофман.⁵⁶ В третьем номере (20 января) в рубрике «Библиография» за подписью «С. А-р»⁵⁷ была помещена заметка о сборнике «„Театр“. Книга о новом театре», вышедшем в издательстве «Шиповник» (СПб., 1908). Автор заметки останавливается на статьях А. В. Луначарского, Ф. Сологуба и С. Л. Рафаловича, объединенных идеей о всенародном театре коллективного творчества, превращенном в мистерию, «поднимающую души до религиозного экстаза».⁵⁸ И в качестве ответа на вопрос, «что будет содержанием будущего театра», приводил цитату из статьи Чулкова («Лирика, символизм и музыка – вот те элементы, которые положены в основу нового театра»⁵⁹), утверждая идею вагнеровского синтетического театра, построенного на «мистико-анархических основаниях».⁶⁰ И лишь в последних строках очень лаконично говорилось о взглядах на театр Брюсова и Белого, чьи статьи также были в сборнике. Вероятно, ответом на эту заметку в «Русском артисте» стала рецензия Эллиса на это же издание в апрельском номере «Весов» за 1908 год. Автор выступал с эмоциональной критикой петербургских литераторов (Гиппиус, Чулкова, Вяч. Иванова и др.), высмеивал идею символизма как мифотворчества, попытки «смешения театрального зала с церковью», «пророчествования» о театре будущего. Всему этому он противопоставлял «безукоризненно-четкую, презрительно-популярную и математически доказательную» статью Брюсова «Реализм и условность на сцене», призывающую «обратиться к приемам театра античного и шекспировского», и «статью-программу» «Театр и современная драма» Белого, высказывающего схожие мысли.⁶¹

При этом в первые месяцы 1908 года в «Русском артисте» продолжали публиковаться стихотворения Гофмана, Пашуканиса, Балтрушайтиса, Эллиса, к которым, однако добавились более равнодушные к символистским спорам Александр Кондратьев (его имя появилось в числе сотрудников в № 5) и Федор Сологуб (указывался с № 7).⁶² В шестом номере вновь была дана реклама «Весов». Еще в начале февраля Ликиардопуло писал Сологубу, прося от имени Гофмана прислать стихотворения для «Русского артиста»: «К Вам просьба, Федор Кузьмич, здесь в Москве выходит журнал „Русский артист“, посвященный преимущественно театру, но с беллетристическим отделом, которым заведует молодой поэт Виктор Гофман. Он просит меня передать Вам просьбу редакции прислать что-нибудь для „Русск<ого> артиста“ (можно стихи – плата 50 к. строчка, проза – 10 к.) и разрешить поставить имя в списке сотрудников. Если надумаете и согласитесь, напишите мне и пришлите какое-нибудь стихотворение. Я передам».⁶³ Однако уже 16 марта на обложке 11-го номера журнала отсутствовало упоминание литературно-критического и беллетристического отдела, который, вероятно, был упразднен. Стихотворения Пашуканиса и Кузмина появились в № 12 и 14 соответственно, «весовцы» остались в списке сотрудников журнала, однако более ничего не напоминало об их участии в «Русском артисте».⁶⁴

На то, что литературные предпочтения «Русского артиста» изменились, косвенно указывают также развернутые заметки в № 13 (30 марта) о спектакле литераторов «Плоды просвещения», который состоялся в Литературно-художественном кружке 27 марта.⁶⁵ В спектакле приняли участие литературные и газетные деятели и их жены, постановка имела благотворительную цель: собранные средства должны были пойти на помощь безработным коллегам – писателям и журналистам. Среди выступавших на сцене, как следует из опубликованных в «Русском артисте» фотографий, были С. Соколов, его жена Л. Д. Рындина, В. Ф. Ходасевич, Б. А. Койранский, а также С. С. и П. Н. Мамонтовы.⁶⁶ И хотя сам спектакль и игра литераторов подверглись в журнале критике, очевидным является сближение редакции «Русского артиста» с другой модернистской фракцией – Соколовым и «грифовцами», и предпочтение Литературно-художественного кружка брюсовскому Обществу свободной эстетики.⁶⁷ Впрочем, вскоре после этого журнал прекратил свое существование (последним стал № 15 от 14 мая 1908 года), причины его закрытия неизвестны.

Таким образом, интерес символистов «весовского» круга к журналу «Русский артист» показывает, как в ходе внутрисимволистской полемики литераторы искали альтернативные пути изданий, обращаясь в том числе в смежные художественные области. О том, что «весовцы» действительно возлагали надежды на «Русского артиста», свидетельствует письмо Курсинского Сологубу от 14 ноября 1907 года: «Позволяю себе обратиться к Вам с просьбой помочь мне своим участием поставить на желательную высоту этот журнал, безусловно, имеющий хорошие перспективы. Прошу дать Ваше имя в список сотрудников и подкрепить этот дар присылкою некоторого материала».⁶⁸ Однако плодотворного сотрудничества не получилось, авторитет «Весов» был подорван, потенциальные союзники в итоге предпочли другой символистский лагерь.