DOI: 10.31860/0131-6095-2022-4-277-279

© В. В. Филичева

О ПАРОДИИ В. Я. БРЮСОВА НА Ф. К. СОЛОГУБА

В октябре 1934 года, освещая «предстоящее десятилетие со дня смерти Валерия Брюсова», «Вечерняя Москва» опубликовала подборку заметок, помещавшуюся в трех номерах. Последняя из них — «Москва и Брюсов» — принадлежала И. С. Поступальскому;¹ две других были тесно связаны между собой. Первая анонсировала выход в «Художественной литературе» «большого тома „Неизданных стихов“», который, по утверждению анонимного автора, «содержит 8000 стихотворных строк В. Я. Брюсова, найденных в его архиве редактором издания А. Тер-Мартиросяном и вдовой поэта Ж. М. Брюсовой».² Вторая — заметка уже самого составителя тома — называлась «Смеющийся Брюсов» и включала несколько публикуемых впервые текстов: цикл «Пародии на К. Д. Бальмонта», «Пародию на З. Гиппиус», «На себя», «Эпиграмму на поэта Мережковского» и «В стиле Ф. Сологуба».³

Тер-Мартиросян сообщал, что эти эпиграммы и пародии должны войти в готовящееся издание, однако не все в итоге попали в «Неизданные стихотворения», напечатанные годом позже.⁴ Выпал из подборки последний текст, посвященный Сологубу и датированный 9 февраля 1923 года:

В стиле Ф. Сологуба

Не говори мне о длиннотах

Жирафьих лап,

В их льстиво ласковых заботах

Мой дух ослаб.

И если луч весенний зелен,

Будь смелый,⁵ ведь

Для нас двоих в углу постели

В меху медведь.

Поверь на медведе двуспальном

Моим мечтам,

И пусть бредет в песке опальном

Гиппопотам.⁶

Во вступительной статье к сборнику был использован текст газетной заметки. Из него, однако, были изъяты необходимые для широкого читателя отрывки-пояснения, в частности: «Из массы эпиграмм в сборник, издаваемый Гослитиздатом, мы включили те, которые со свойственной Брюсову чеканностью и резкостью клеймят как политическую физиономию писателей, так и особенно уязвимые места в их манере изъяснения. Ряд острых эпиграмм посвящен писателям, ставшим впоследствии белогвардейскими эмигрантами (Бальмонт, Гиппиус, Мережковский и др.)».⁷ Изменился общий характер текста. Так, во фрагменте о К. Д. Бальмонте вместо «больше всех досталось»⁸ — стало от «„дружеских“ насмешек особенно пострадал».⁹

Из текста вступительной статьи было убрано имя Мережковского¹⁰ (хотя остался сам текст пародии), а имя Сологуба, пародия на которого все-таки не вошла в окончательный состав книги, наоборот, по случайности сохранено. Ср. газетный текст: «Эпиграммы жестоко бьют З. Гиппиус и Ф. Сологуба. В них остро высмеяны манерность В. Ходасевича, импрессионизм Ю. Айхенвальда, непостоянство Эллиса, банальность Д. Мережковского»,¹¹ — и вариант из сборника: «Жестоко бьют эпиграммы З. Гиппиус, Ф. Сологуба. Остро высмеяны манерность В. Ходасевича, импрессионизм Ю. Айхенвальда, непостоянство Эллиса, Б. А. Садовского и т. д.».

Газетный текст не только вводил в обстоятельства, которые связаны с изданием, но и был призван разъяснить читателю любого уровня политическую составляющую, подобно приведенной выше характеристике писателей как белогвардейских эмигрантов или следующему фрагменту: «Почти всегда удачно высмеивает политическую и литературную неустойчивость своих литературных врагов. Не следует забывать, что большинство эпиграмм является продуктом принципиальных литературных столкновений В. Брюсова», — который сократился в книге до второй фразы-констатации.

После газетной публикации эпиграмма «В стиле Ф. Сологуба» появилась в печати только в издании «Библиотеки поэта» Брюсова в разделе «Эпиграммы и шутки».¹² В комментариях без уточнений сообщается, что на рукописи стоит отметка — «Пом<ещено?> в сборн<ик>»,¹³ мы полагаем, что имеются в виду именно «Неизданные стихотворения» 1935 года. М. И. Дикман дает объяснение этой эпиграммы: «Брюсов пародирует подчеркнутый уход Сологуба от тем современности, когда-то „новые“, но теперь устаревшие стиль и стих (см. известное стих. Сологуба 1902 г. «Елисавета»)».¹⁴ Предполагается, следовательно, для пародирования пусть и популярное, но очень давнее произведение. Можно расширить этот контекст.

Так, для Брюсова был более актуален другой текст Сологуба с таким же размером. В подготовленном поэтом учебном пособии для курса «науки о стихе», где иллюстрации зачастую выбирались из современных авторов, как пример биямбического триметра приведены две строки Сологуба из одноименного стихотворения 1906 года: «Мы были праздничные дети, / Сестра и я».¹⁵

Две эпиграммы Брюсова на Сологуба, созданные ранее этого текста, обыгрывают не стиль Сологуба, а особенности творчества и литературного пути писателя: «Ф. Сологуб» («Твои глаза, конечно, зорки...», 1910) говорила о том, что писатель «беса мелкого узрел», но зачем-то воспел «прелесть порки», вторая — «На Сологубе Федоре.» (1916)¹⁶ — связана с прекращением сотрудничества Сологуба в журнале «Лукоморье». Поводом к написанию «В стиле Ф. Сологуба» мог быть предстоящий день рождения поэта: 17 февраля 1923 года ему исполнялось 60 лет.

Если размер и строфика могли прочитываться как сологубовские, то экзотические образы жирафа и гиппопотама,¹⁷ как кажется, вызывают устойчивые ассоциации с поэзией скорее не Сологуба, а Гумилева. Привлекает внимание также эпитет «двуспальный». У Сологуба он не встречается, у Гумилева находится — в тексте «На кровати, превращенной в тахту» (1911) из альбома О. А. Кузьминой-Караваевой: «Как странно двуспальной кровати, / Что к ней, лишь зажгутся огни, / Идут не для сна и объятий, / А так, для одной болтовни...», напечатанном, правда, впервые в 1998 году.¹⁸ Есть он и у Брюсова в стихотворении «Двуспальная кровать» из миницикла «Наблюдения в стихах», который относится к 1900-м годам и при жизни поэта также не публиковался.¹⁹

Мы полагаем, что пародия на Сологуба могла быть изъята из состава сборника на последних этапах подготовки издания²⁰ не из-за имени Сологуба,²¹ а именно из-за ассоциаций с другим поэтом, которого уж точно не стоит упоминать в издании тиражом в 15 000 эк земпляров,²² выход которого был приурочен к дате смерти советского поэта.

Остается сомнение, что Брюсов имел в виду «особенно уязвимые места» манеры изъяснения (под которой подразумевались, видимо, как особенности языка, так и образы) именно и только Сологуба.

Небесполезно будет напомнить еще один текст с похожим размером (5-2). Это пародия В. Соловьева, которая должна была быть известна Брюсову, так как была направлена на самого Брюсова и его перевод из М. Метерлинка «Моя душа больна весь день...» из третьего выпуска «Русских символистов»:²³

На небесах горят паникадила,

А снизу — тьма.

Ходила ты к нему иль не ходила?

Скажи сама!

Но не дразни гиену подозренья,

Мышей тоски!

Не то смотри, как леопарды мщенья

Острят клыки!

И не зови сову благоразумья

Ты в эту ночь!

Ослы терпенья и слоны раздумья

Бежали прочь.

Своей судьбы родила крокодила

Ты здесь сама.

Пусть в небесах горят паникадила,

В могиле — тьма.²⁴

Так по ироничному стечению обстоятельств Брюсов вместе с Сологубом и Гумилевым мог пародировать и свои «теперь устаревшие стиль и стих» и отмежевываться от декадентского прошлого.