DOI: 10.31860/0131-6095-2022-3-252-254

© С. А. Дубровская, © О. Е. Осовский

«ВЕЛИКОЕ НЕСЧАСТЬЕ РОДИТЬСЯ ПОЭТОМ...»: НЕИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ ТВОРЧЕСТВА Д. И. МОРСКОГО¹

Имя Дмитрия Ивановича Морского (наст. фам. — Малышев, 1897-1956) практически не известно современному читателю. Мало знакомо оно и специалистам по отечественной литературе 1920-1930-х годов, возможно, только тем, кто детально исследовал круг корреспондентов А. М. Горького или младшее поколение «новокрестьянских» поэтов, историю первых десятилетий эрзя-мордовской профессиональной словесности. Участник трех войн (Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной), прошедший предвоенные, военные и послевоенные тюрьмы и лагеря, он в 1923-1925 годах учился в Высшем литературно-художественном институте им. В. Я. Брюсова, регулярно посещал «Никитинские субботники», активно публиковался в газетах и журналах (от «Известий», «Красной звезды», «Красной нови» и «Молодой гвардии» до «Пахаря», «Путеармейца» и «Строителя БАМа»), вернулся в 1954 году, полностью отбыв десятилетний срок на Севере, и умер в районном Доме инвалидов, не дожив до шестидесяти. Непростой, порой до неуживчивости, характер, безмерная резкость высказываний и смелость оценок, в том числе и сталинской политики по отношению к крестьянству, голоду начала 1930-х годов, довольно быстро стали причиной окончания его официальной писательской карьеры, так что большая часть написанного Д. И. Морским осталась неопубликованной.

Среди дошедшего до нас литературного наследия внушительное число художественных произведений (многотомный роман «Неслыханный голос», повести и рассказы, поэтические тексты), автобиографическая и мемуарная проза, драматургия, киносценарии, публицистика и литературная критика, эпистолярий, в числе адресатов которого И. В. Сталин, Н. И. Бухарин, М. И. Калинин, А. В. Луначарский, Н. И. Ежов, А. Б. Халатов, В. И. Полонский, А. А. Фадеев, Е. Ф. Никитина, В. В. Казин, В. М. Инбер и др.

Н. Л. Васильев и Д. Н. Жаткин немало потрудились для того, чтобы наследие Морского, в более или менее систематизированном виде, оказалось представлено на страницах книги. При этом исследователям пришлось обращаться не только к фондам Центрального государственного архива Республики Мордовия, где находится большая часть наследия писателя, но и к другим документохранилищам (РГАЛИ, Архив А. М. Горького ИМЛИ РАН, отделы рукописей РГБ и РНБ). Часть материалов была передана родственниками автору первого биографического очерка о Д. И. Морском² Л. Г. Васильеву и оказалась в его личном архиве. Примечательно, что исследователи, при всей своей симпатии к герою, подчеркнуто стремятся к объективности в оценке его литературного дарования: «...следует отметить безусловный писательский талант автора и вместе с тем отсутствие у него глубинной литературной школы, эстетический эклектизм (подражание поэтической классике и временное увлечение модной в 1920-х гг. формалистической эстетикой)» (с. 20).

Непростая задача реконструкции творческого пути писателя решается в книге последовательным представлением ряда сюжетов. Это прежде всего публикация переписки молодого поэта с А. М. Горьким. «Глубоко взволновала меня Ваша внимательность, дорогой Алексей Максимович!» — пишет Морской 25 октября 1927 года (с. 31). Отправив Горькому свой поэтический сборник «Сурдина пурги» и оказавшись в числе адресатов великого писателя, он в течение нескольких лет будет вести спорадический диалог с «приволжским бродягой-великаном» (с. 34). Именно так он определит Горького в своем послании к нему с явным расчетом на литературное покровительство. Однако, как показывают приведенные документы, Горький не был впечатлен поэтическими опытами нового знакомца и, оказав ему некоторую помощь и поддержку, не стал, как это явствует из мемуаров Морского, «продвигать» его в литературу. Впрочем, ряд советов от великого писателя был получен: «Все, испытанное Вами, должно бы явиться богатством Вашим и гордостью Вашей, все это — материал для Вас, поэта. А кроме этого, у Вас есть и еще богатейший материал — в легендах, сказках, песнях Вашего племени» (с. 29).

Обида на Горького прорывается в черновом наброске с выразительным заголовком «Что меня погубило»: «Хоть „мертвых с кладбища не носят“, но, коль скоро дело коснулось покойного А. М. Горького, позволю себе упомянуть его имя. В своих критических и публицистических статьях великий покойник высказывал одно, а в частных письмах и в личных разговорах — другое, противоположное тому, что говорил в печати. Например, ратуя в советской печати за злободневность художественной литературы, в своих письмах ко мне он советовал писать произведения из жизни своего мордовского племени» (с. 310).

Заметный интерес вызывает и переписка с П. Н. Сакулиным, наставником Морского по «Брюсовскому институту», не просто благоволившим к бывшему студенту, но и выступившим автором предисловия к той самой «Сурдине пурги». Именно на поддержку Сакулина рассчитывает Морской в своем конфликте с советской цензурой, не пропускающей его поэму «Буран». Приводимые в его письмах детали общения с П. И. Лебедевым-Полянским, руководителем Главлита, — важное дополнение к сегодняшним представлениям о реальных механизмах цензурного контроля над литературой во второй половине 1920-х годов.

Не менее ярким представляется и сюжет о «перековке» Морского в «Бамлаге». Один из самых поразительных документов — «Первому вселагерному слету поэтов, писателей, художников и композиторов Бамлага НКВД творческий рапорт». «Верные сыны Коммунистической партии — чекисты Бамлага на примере показывают, как надо выковывать кадры советских писателей в условиях исправительно-трудовых лагерей», — заявляет Морской, сообщая «коллегам по цеху» о своих достижениях (с. 302).

Публикуемые литературные произведения (от эпиграмм на Л. Троцкого до «Лагерных поэм» и автобиографических фрагментов) свидетельствуют об активном желании Морского вписать себя в советскую литературу 1930-х — начала 1950-х годов. Он настойчиво стремится сохранить себя именно в качестве живого участника литературного процесса, преодолевая все невзгоды и обрушившиеся на него несчастья, вернуться в «литературный строй».

Увы, есть у книги и недостатки. Не совсем ясно, почему издательство обозначило ее как монографию, а составителей-комментаторов представило титульными авторами. Не помешали бы развернутый биографический очерк, равно как и краткая летопись жизни и творчества, хотя бы избранная библиография трудов Д. И. Морского и посвященных ему работ, более детальный комментарий к отдельным текстам. Впрочем, эти частности никак не сказываются на главном: рецензируемая книга в большей мере — документ о человеческой судьбе, нежели о литературном таланте. Но для тех, кто хочет понять и почувствовать атмосферу эпохи, увидеть извивы литературной жизни относительно недавнего прошлого, значение рецензируемого издания трудно переоценить.