DOI: 10.31860/0131-6095-2021-4-271-273

МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ СЕМИНАР «НА ПУТИ К ИСТОРИЧЕСКОЙ НАРРАТОЛОГИИ»¹

15-16 октября 2020 года в Институте филологии и истории РГГУ в рамках научной конференции «Белые чтения» состоялись заседания международного научного семинара «На пути к исторической нарратологии». Актуальность темы встречи обусловлена давно назревшей необходимостью модифицировать категориальный аппарат современной теории повествования, ориентированный в первую очередь на синхронический анализ нарратива.

Доклад К. А. Баршта (Санкт-Петербург) «Об аксиологическом потенциале нарратива» был посвящен ценностной составляющей повествовательных произведений. Ключевой категорией здесь оказывается поступок — важно проследить логику перехода поступка героя в сюжетное событие. В зависимости от характера такого перехода выделяется несколько типов персонажей: сибарит, герой, гений, святой. Предлагаемая в докладе терминология ориентирована на идеолого-эстетический аспект повествования.

В сообщении И. В. Кузнецова (Новосибирск) «Текстовые формы событийности в их сущности и исторической динамике» затрагивалось понятие «текст-мысль». Референтом нарративного высказывания может выступить мысль. Ее словесная актуализация исторически изменчива и прошла те же стадии семиотической «эволюции», что и нарратив (индексальная, эмблематическая, иконическая, метаболическая).

В. А. Миловидов (Тверь) в докладе «От интенсивной к экстенсивной нарратологии: эскиз исторического анализа» отметил, что различные типы сюжета выстраиваются в диахронический ряд: циклический (интенсивный) и кумулятивный (экстенсивный) нарративы сменяют друг друга — от упорядочивающего, системного представления о мире литература переходит к художественному освоению эмпирического многообразия действительности (XX век), т. е., в сущности, возвращается к более архаичным формам повествования.

В докладе В. Б. Зусевой-Озкан (Москва) «К истории поэтической наррации: проблема прозаического автокомментария в русской поэме XVIII и XX вв.» в компаративном ключе была исследована проблема автометарефлексии на материале силлабической поэмы П. Буслаева «Умозрительство душевное...» (1734) и произведения М. А. Амелина «Веселая наука» (1999). Если первый снабжает свои рассуждения повышенной дидактичностью, ориентируется на канон (эпоха рефлективного традиционализма), то второй, напротив, отказывается от подобных тактик, актуализирует игровое измерение поэтического повествования.

В. И. Тюпа (Москва) в докладе «Осевая нарратологическая категория» рассмотрел нарративные стратегии словесности в их исторической динамике (сказание, притча, анекдот). Нарративная стратегия Евангелия существенно выделяется на фоне повествовательных практик своего времени сопряжением прецедентной картины мира и этоса личностной солидарности. Классический роман осваивает вероятностную картину мира, на основании которой складывается несколько новых нарративных стратегий, разнящихся своими этосами.

В. Г. Тимофеев (Санкт-Петербург) в рамках доклада «Диахронизация нарративного претекста» представил размышление о границах интерпретационной активности адресата повествования, которые имеют исторические причины. Ментальная репрезентация претекста обусловлена принадлежностью реципиента к той или иной эпохе. Исследователь прокомментировал несколько произведений XIX-XX веков (А. С. Пушкина, М. М. Зощенко, В. В. Набокова, А. Г. Битова).

Г. А. Жиличева (Новосибирск) в докладе «Принципы эпизодизации в нарративах русской литературы XVIII-XX вв.» предложила трактовку членения текста на эпизоды как исторически подвижного явления, прошедшего несколько стадий развития: от линейного порядка повествуемых событий в «Бедной Лизе» Н. М. Карамзина до принципа поэтических эквивалентностей у А. П. Чехова и децентрализации эпизодического членения в текстах постмодернизма.

Е. Ю. Моисеева (Москва) показала неоднозначность феномена, вынесенного в заглавие ее сообщения «Исторические особенности ненадежной наррации в русской прозе». Маркеры и критерии ненадежного повествования крайне сложно определить, более того — они в значительной мере зависят от рецептивных установок читателя. В центре внимания исследователя оказались «Драма на охоте» А. П. Чехова, а также книга М. Степановой «Памяти памяти».

В докладе А. Е. Агратина (Москва) «Проблема точки зрения в свете исторической нарратологии» было проанализировано соотношение двух базовых повествовательных перспектив — нарраториальной и персональной (В. Шмид) — и выделено несколько исторически продуктивных модусов (способов) перспективации (монофокальный, вариофокальный, бифокальный, трансфокальный), первый из которых возникает еще в древнерусской словесности, а последний формируется в творчестве А. П. Чехова. Исследователь отметил, что в XX веке, а затем в современной прозе под вопросом оказывается дифференциация нарраториальной и персональной точек зрения.

В сообщении Е. Ю. Козьминой (Екатеринбург) «Фантастический нарратив в русской литературе XIX века» было выделено два типа фантастических повествований, свойственных отечественной литературе указанного периода: притчевое и анекдотическое. Если первое демонстрирует балладное двоемирие (герой потустороннего мира проникает в мир повседневный) и неопределенность самоидентификации нарратора (диегетический/недиегетический), унаследованную от Карамзина, то второе зачастую предстает в качестве пародии.

Ю. Л. Троицкий (Москва) в докладе «Нарративные структуры рецепции («прелестные письма» Степана Разина)» проинтерпретировал перформативы, относящиеся к эпохе Смутного времени, как явление дориторической дискурсной формации. Они анонимны, репрезентируют прецедентную картину мира, ориентированы на представления, уже существующие в сознании воспринимающих.

А. Д. Степанов (Санкт-Петербург) поднял малоизученную на данный момент тему «Чехов и Флобер (к вопросу об эволюции «объективного» повествования)». Чеховское повествование 1895-1900 годов (точка зрения персонажа сочетается с оценками и словами нарратора) напоминает флоберовскую манеру рассказывания. Сходства между двумя художественными системами просматриваются и в свете проблемы «случайной» детали (А. П. Чудаков).

В докладе «Канон русской повести и вставной текст „Драмы на охоте“ А. П. Чехова» Н. Н. Кириленко (Москва) обнаружила признаки жанра повести во вставном нарративе одного из наиболее сложных произведений ранней чеховской прозы. Исследователь пришел к выводу, что «Драма на охоте» наследует традицию русской повести, с одной стороны, и классического романа — с другой.

В сообщении «От „События“ А. П. Чехова к „Открытию“ З. Н. Гиппиус: нарративные особенности и жанр рассказа» О. В. Федунина (Москва) поставила вопрос об исторической поэтике малых эпических жанров. Рассказ являет собой динамическое равновесие двух стратегий повествования — притчи и анекдота. Это равновесие присуще текстам обоих авторов, однако Гиппиус задается вопросом о самоидентичности героя-ребенка, что приводит к изменению жанровых границ рассказа.

А. Молнар (Венгрия) в докладе «Нарративная традиция и отталкивание от нее в лагерной прозе (Солженицын и Имре Кертес)» представила рассуждение о смене повествовательных приемов манифестации лагерного опыта в художественной литературе: третьеличный нарратив, построенный на совмещении монологичности и полифонии (А. И. Солженицын), уступает место полуавтобиографическому повествованию, имитирующему непосредственное наблюдение за рассказываемыми событиями (И. Кертес).

А. В. Корчинский (Москва) в сообщении «Режимы достоверности в реалистическом нарративе и за его пределами» предложил изучать категорию достоверности/недостоверности в контексте трансформации эстетических представлений в литературе эпохи модерна (XVIII век — настоящее время). Данная категория реализуется в трех основных вариантах: как феномен восприятия героя; в аспекте разграничения диегетической и экстарадиегетической наррации; как результат читательской рецепции.

В докладе Я. О. Глембоцкой и И. В. Кузнецова (Новосибирск) «Ментальная событийность в русских нарративах XX-XXI вв.» была высказана идея о постепенном увеличении роли ментатива в литературе. Эта тенденция имеет предпосылки: русская словесность всегда была идеологична, и «текст-мысль» выступил для нее как наиболее адекватный модус презентации. Катализатором описываемого процесса становится эссеизация литературы, происходившая в XX столетии.

О. А. Гримова (Краснодар) в докладе «Перволичное повествование как ресурс моделирования нарративной идентичности в классическом и современном тексте» сопоставила роман М. П. Шишкина «Всех ожидает одна ночь» и трилогию Л. Н. Толстого. В прозе Толстого эмоциональное состояние персонажа, отношение «я» к «другому» получает объяснение и оценку. У Шишкина доступ персонажа к собственному «я» утрачивается, а «другие» становятся «дублями» героя («я» замещается «он»). В современной литературе создается модель архетипического «я», соотносимого с любым говорящим.

Сообщение Л. Е. Муравьевой (Санкт-Петербург) «Mise en abyme:смысловые эффекты в диахронической перспективе» было посвящено понятию, описывающему любой текстовый фрагмент, который устанавливает отношения подобия с основным текстом — причем как в плане истории, так и в плане дискурса (согласно терминологии С. Чэтмена). Докладчик охарактеризовал различные функции mise en abyme, а точнее — их реализации в истории мировой литературы (произведения А. П. Чехова, А. Жида, Н. Саррот, В. В. Набокова).

А. Скубачевска-Пневска (Польша) в сообщении «Эволюция метанарративности в университетском романе» рассмотрела авторефлексивный компонент литературного повествования. По наблюдениям исследователя, жанр университетского романа сюжетно метафоризует взаимодействие и противостояние различных литературоведческих теорий. Собственно авторефлексивный компонент становится обязателен в так называемом филологическом романе, который создается на границе дискурсов — художественного и научного.

В докладе «Нарратив и перформатив в новейшей литературе» В. Л. Шуникова (Москва) были прослежены две ключевые тенденции в произведениях избранного периода: нарративизация драмы (автор по своим возможностям приближается к эпическому нарратору); ослабление нарративного характера эпики (уподобление повествования ремаркам), «уравнивание» всех говорящих субъектов, «мерцающий», неопределенный образ нарратора. Важнейший результат состоявшейся встречи — более или менее завершенное понимание границ исторической нарратологии в системе гуманитарного знания, а также курс на дальнейшее обновление теории повествования в свете существующих научных традиций, в частности, исторической поэтики А. Н. Веселовского.

© А. Е. Агратин