ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ

DOI: 10.31860/0131-6095-2021-4-236-239 © А. Ю. Соловьев

Д. И. ФОНВИЗИН ДЛЯ СОВРЕМЕННОГО ЧИТАТЕЛЯ: ЗАДАЧИ И РЕШЕНИЯ¹

«Недоросль» Д. И. Фонвизина, пожалуй, одно из немногих произведений русской литературы XVIII века, до сих пор сохраняющих живую читательскую — и зрительскую — аудиторию. За последние тридцать лет вышло несколько значимых исследований, посвященных автору комедии: перевод книги А. Стричека «Денис Фонвизин: Россия эпохи Просвещения» (1994; на французском языке вышла в 1976 году), подготовленное международным коллективом издание по-французски «Писем из Франции» (1995), биографические работы Н. Д. Кочетковой (в «Словаре русских писателей XVIII века», 2010) и М. Ю. Люстрова (в серии «Жизнь замечательных людей», 2013), а также главы в монографиях, материал которых шире творчества Фонвизина (О. Б. Лебедевой (1996), В. Ю. Проскуриной (2017)). Не потеряли актуальности и исследования К. В. Пигарева (1954), Г. П. Макогоненко (1961), П. Н. Беркова (1977), а также старые труды П. А. Вяземского и В. О. Ключевского. Однако работы, посвященные Фонвизину, публикуются крайне редко, и, как кажется, их число несоразмерно месту писателя в истории русской литературы. У Фонвизина до сих пор нет ни академического Полного собрания сочинений, ни летописи жизни и творчества, ни персональной библиографии. Поэтому появление новой книги о Фонвизине — это большое событие, сопряженное с большой ответственностью, так как работе предстоит выдержать сравнение с названными выше трудами, большая часть которых стала классическими.

Рецензируемое издание из разряда тех, что заполняют лакуну самим фактом выхода в свет и вместе с тем привлекают пристальное и придирчивое внимание заинтересованных лиц.

Книга М. Ю. Осокина состоит из трех неравных частей: 1) «Краткая хронология „Недоросля“» (с. 7-21); 2) текст комедии (с. 27-135); 3) комментарии к ней, занимающие большую часть объема издания (с. 136-516). Каждая из частей требует осмысления, потому что в каждом случае мы имеем дело с отдельным научным вопросом, адекватного ответа на который пока нет.

Автор предваряет разговор о «Недоросле» кратким вступлением, поясняющим цель исследования, заключающуюся в расширении и ревизии «свода интерпретаций» комедии, среди которых, с его точки зрения, выделяются три группы, требующие переоценки в наибольшей степени. Это представление о трагическом пафосе пьесы, о ее антикрепостнической направленности, а также о проявлении в ней тенденции к так называемому просветительскому реализму. Исходя из сказанного и следовало бы оценивать полученные результаты, но значение работы, может быть вопреки воле автора, выходит за пределы поставленных им задач.

«Краткая хронология», составленная с добросовестной опорой на все известные источники, восстанавливает ход работы Фонвизина над «Недорослем» и историю его прижизненных публикаций и постановок. К сожалению, здесь М. Ю. Осокин непоследовательно применяет критический подход. В летописи, где ожидаешь встретить только факты, находим и спорные оценки, и пристрастные свидетельства современников, включенные в свод без комментариев. Так, «Письма из Франции» названы «галлофобскими» и «основательно обобравшими» (с. 8) книгу Ш. П. Дюкло «Размышления о нравах сего века» — со ссылкой лишь на своеобразную и отнюдь не научную позицию П. А. Вяземского, получившую еще до публикации возражения со стороны Пушкина; это тем более странно, что история вопроса М. Ю. Осокину известна. Отзыв французского дипломата М. Корберона о лени и праздности Фонвизина (с. 9) определенно был вызван неприязненным отношением к его шефу Н. И. Панину, проводнику антифранцузской внешней политики;² вряд ли его можно считать подтверждением того, что летом 1780 года продолжалась пришедшаяся на 1770-е годы пауза в фонвизинской комедиографии. Отводя свидетельство П. Н. Арапова о публичных читках Фонвизиным «Недоросля» (не подвергающееся сомнению биографами³), автор утверждает, что это не согласуется с желанием драматурга «сохранить аноним» при московской постановке пьесы. Впрочем, с таким желанием не согласуется и самый факт организации представления — напомним, уже после попытки вывести комедию на сцену в Петербурге. Если же разграничить понятия полной конфиденциальности, которое, кажется, подразумевает исследователь под «анонимом», и «безымянного произведения»,⁴ т. е. просто не подписанного именем автора, то ясно, что чтение «Недоросля» в избранном кругу московских ценителей не противоречит намерению скрыть свое имя от широкой публики.

Хронология «Недоросля» подводит нас к текстологии пьесы. Ее автографа не сохранилось. Есть несколько прижизненных изданий и рукопись (писарская копия), содержащая исправления текста рукой Фонвизина (РГБ, ф. 472, карт. 1, № 1). Разночтения между вариантами, остававшиеся в советское время практически без внимания, существенны.

Текстологическая подготовка публикуемой в книге комедии представляет значительный интерес, так как впервые за много десятилетий, точнее, спустя почти 130 лет (после выхода в свет «Материалов для полного собрания сочинений Д. И. Фонвизина» Н. С. Тихонравова) «Недоросль» издан с вариантами.⁵ Текст «Недоросля» опубликован Осокиным по второму изданию комедии 1788 года — по иным принципам, чем в ставшем типовым для последующих изданий Собрании сочинений 1959 года под редакцией Г. П. Макогоненко.⁶ Данный эдиционный подход может вызывать вопросы, но он должен, наконец, спровоцировать движение в этой области. Правда, М. Ю. Осокин полностью повторяет издание Тихонравова, вплоть до применения дореформенной орфографии и использования тех же условных обозначений источников.

Изучение вариантов вскрывает непоследовательность решений в других изданиях. Так, варианты рукописи РГБ и издания 1830 года под редакцией П. П. Бекетова (в котором был использован не дошедший до нас автограф) в ряде случаев совпадают между собой и отличаются от первого издания «Недоросля», но расходятся в других, что не было учтено в публикации 1959 года.

Выбор основного источника текста обоснован целями издания: отойти от «составленного в СССР» текста «Недоросля», показать текст, доступный современникам, и эволюцию замысла. Но пункт о современниках оставляет сомнения. М. Ю. Осокин опирается на тезис, что таков был «Недоросль», воспроизводившийся в печати до 1830-х годов. Однако совсем не обязательно, в особенности для литературы XVIII века, что это — «текст, которым располагали современники» (с. 25), так как для каких-либо выводов сохранилось слишком мало данных. Предполагается, что публика знакомилась с «Недорослем» в основном по печатным изданиям, но нужно учитывать, во-первых, постановки (есть упоминания об отдельных постановках, так, например, Екатерина II видела «Недоросля» в сокращенном виде), а во-вторых, списки — о которых информации порой недостаточно. Представляется очень вероятным, что по крайней мере ранние списки были сделаны не с изданий, а с театральных рукописей (а возможно, учитывая распространение пьесы через чтение Фонвизиным, и с его автографа). Поиск и изучение театральных копий, в том числе далеких по времени — дело будущего.

Наконец, наиболее обширная, не менее проблемная и самая увлекательная часть издания — комментарий. Несмотря на деятельные усилия в этой области, предпринимавшиеся П. А. Ефремовым, Н. С. Тихонравовым, Я. Л. Барсковым, Г. А. Гуковским, П. Н. Берковым, Г. П. Макогоненко и с разной степенью успеха воплощенные в изданиях, академический комментарий к «Недорослю» не написан.

Комментарий М. Ю. Осокина содержит множество сведений, как почерпнутых из исследовательской литературы, так и найденных самим автором, например, параллели между «Недорослем» и другими комедиями русского репертуара. В большей степени, чем комментарий, это опыт медленного чтения с толкованием мотивов действий персонажей, пояснениями сюжетных связок, драматургической техники. См., например: «Этот комок поспешных реплик и передает взволнованность встречей, и избавляет зрителя от необходимости еще раз выслушивать то, о чем он и так уже знает» (с. 262; о диалоге Софьи и Милона в начале 2-го действия). Сочтем это достоинством работы Осокина, поскольку труднее всего преодолеваемое современным читателем препятствие — не понять язык или мировоззрение, а «усвоить культуру чтения XVIII столетия».⁷ Проникновению в ее ритм и суть способствует и обогащение комментария за счет контекста, раскрываемого далеко не только в тех случаях, когда Фонвизин заимствовал что-то из других сочинений. Нельзя не отметить его широту.

Структура комментария представляется недостаточно продуманной. Иногда фрагменты текста рассматриваются изолированно, как если бы они существовали только в «Недоросле», что влечет исследователя к неверным выводам. Например, рассуждение о слове «Госпожа» перед фамилией Простаковой в списке действующих лиц как «знаке субординации», перевернутых отношений ее с мужем (с. 144) игнорирует очевидный факт, что в других комедиях того времени использовалось то же обозначение, которое, очевидно, указывало на благородный статус персонажей женского пола и было нейтральным (вспомним «госпожу Ханжахину», «госпожу Вестникову» или «госпожу Ворчалкину» в комедиях Екатерины II, упоминаемых здесь же (с. 145)).

В целом стоявшую перед автором задачу дать широкий литературный контекст и «свод интерпретаций» можно считать перевыполненной. М. Ю. Осокин показывает многочисленные интерпретации тех или иных мест и тем комедии, называет множество соответствий в литературе XVIII века, не только русской.⁸ (Упомянем, что, несмотря на несогласие с рядом трактовок, выраженное порою в резком виде, исследователь приводит их с максимальной полнотой, и читатель имеет возможность сформировать свое суждение с опорой на материал.) Но значительным отступлением от жанра нам кажется смешение исследования пьесы и собственно комментария. Так, рассуждение о пословице «По кафтану встречают, а по уму провожают» как о паремиологическом контексте (или даже претексте) «Недоросля» (в связи с этим упоминаются и екатерининские пьесы) выводит к перспективной теме. Афористический стиль Фонвизина, подаривший русскому языку и культуре немало острых слов и выражений, имеет и биографический контекст (работа писателя над словарем синонимов — «Сословником», вообще его многолетний интерес к лексикографии), и историко-литературную перспективу. И тема эта, несмотря на многочисленные исследования, до сих пор не исчерпана. Однако ее нельзя рассматривать на материале какого-либо одного места комедии, а здесь именно так и происходит: рассуждение подано как комментарий к реплике госпожи Простаковой «Кафтан весь испорчен» (на с. 182-184). Отчасти комментаторскую стратегию М. Ю. Осокина объясняет оговорка: «За точку отсчета (для данной темы. — А. С.) реплика берется потому, что в ней первый, но не последний раз возникает (данная. — А. С.) тема» (с. 193). Но перспективнее было бы выделить несколько общих тем, касающихся всего текста в целом, как это часто делается в академических изданиях.

Отметим также, что комментарии часто бывают избирательны и включают побочные сюжеты. Так, Бурда из «Вздорщицы» Сумарокова, безусловно, входит в близкий контекст образа Простаковой, но не имеет отношения к сюжету «портной обворовывает заказчика», который, в свою очередь, связан с одной из трактовок сцены между Простаковой и Тришкой (1 д., 2 явл.). Привязка этой трактовки именно к словам «Он, вор, везде его обузил. Митрофанушка, друг мой! Я чаю, тебя жмет до смерти» видится произвольной или, по меньшей мере, не более обоснованной, чем к другим репликам Простаковой о Тришке. К теме инцеста в «Недоросле», которой уделено немало страниц комментария, совсем не относится упоминание «готической» традиции Х. Уолпола и Н. М. Карамзина (с. 205), это явно дань просветительской задаче издания.

Между комментарием к литературному произведению и его интерпретацией существует граница, которую автор, на наш взгляд, часто переходит. Это явствует, например, из комментария к реплике вбегающего Митрофана (1 д., 2 явл.): он «чувствует, что наклевывается ссора, и специально торопится («вбегает»), чтобы успеть раньше отца, создает впечатление, что тот медлит, т. е. подогревает конфликт...» (с. 197). Такие психологические трактовки действий персонажей, основывающиеся на логике и общем представлении об отношениях между персонажами пьесы, уместнее в эссе, чем в комментарии.

Вспомним, однако, рассуждения Р. Д. Тименчика: «Беда и достоинство всякого комментария — я напомню очевидную вещь — в том, что он рассчитан не на века, а на сегодняшний уровень понимания и непонимания, на толкование сегодняшнего читателя»,⁹ — и признаем, что, возможно, таков запрос нашей эпохи: нам уже настолько неясны мотивы поступков персонажей, что от исследователя требуется в первую очередь их объяснение. Главное же, что заставляет с вниманием отнестись к опыту М. Ю. Осокина, — малое присутствие в научном поле изучения XVIII века проблемы комментария (как и монографических образцов этой работы: можно назвать, например, комментарий Л. И. Кулаковой и В. А. Западова к «Путешествию из Петербурга в Москву» (1974)).

Укажем в конце на досадное несовершенство издательской подготовки книги, проявившееся, в частности, в количестве опечаток, обидном для издательского дома, давно и успешно занимающегося филологической продукцией. Обширному комментарию остро не хватает указателя имен (а отчасти и произведений). Электронная версия на данный момент (декабрь 2020 — июль 2021 года) недоступна. В описании книги указано, что это второе издание, но первого не найти в библиотечных каталогах. Тираж — 300 экземпляров — не дает надежды, что комментарием смогут воспользоваться студенты и тем более школьники для подготовки к экзаменам (что заявлено автором как одна из целей). Однако специалистам книга М. Ю. Осокина послужит если и не источником открытий, то одной из отправных точек для обращения к проблеме научного издания Д. И. Фонвизина и к проблеме научного комментирования произведений русской литературы XVIII века.