DOI: 10.31860/0131-6095-2020-4-234-240

© Т. В. Мисникевич

«ПЕРВЫЙ» ИЛИ «НЕУДАЧНЫЙ»:

О РОЛИ ПЕРЕВОДА СТИХОТВОРЕНИЯ ПОЛЯ ВЕРЛЕНА «LE CIEL EST, PAR-DESSUS LE TOIT...» В ТВОРЧЕСКОЙ БИОГРАФИИ ФЕДОРА СОЛОГУБА¹

В исследовательской литературе обращение Федора Сологуба к переводам из Поля Верлена относят к 1880-м годам, связывая это с началом его углубленных занятий французским языком.² Однако первый перевод — стихотворения «Le ciel est, pardessus le toit...» (сборник «Sagesse» («Мудрость»), 1880), сохранившийся в архиве писателя, датирован 24 сентября 1892 года. По-видимому, отсюда и следует начинать отсчет пути Сологуба как одного из самых успешных русских переводчиков лирики Верлена.

Осень 1892 года явилась одним из поворотных моментов в личной и творческой судьбе писателя: в начале сентября он вернулся в Петербург из Вытегры. Сологуб, проведший около десяти лет в провинции, стремился включиться в литературную жизнь столицы. Уже 21 и 23 сентября, согласно записям в «Тетради посещений», он побывал у Н. М. Минского,³ который, возможно, и рекомендовал Сологубу обратить внимание на первую основательную публикацию в русской печати о новейших течениях в современной французской поэзии — статью Зинаиды Венгеровой в сентябрьском номере журнала «Вестник Европы».⁴ В ней, в частности, был представлен обзор творчества Верлена и обозначены основные черты поэтики его стихотворных произведений, что и могло послужить стимулом для переводческого опыта Сологуба.

По каким причинам Сологуб остановил свой выбор именно на стихотворении из сборника «Мудрость»? Приведем его текст на языке оригинала:

Le ciel, par-dessus le toit,

Si bleu, si calme!

Un arbre, par-dessus le toit,

Berce sa palme.

La cloche, dans le ciel qu’on voit,

Doucement tinte.

Un oiseau sur l’arbre qu’on voit —

Chante sa plainte.

Mon Dieu, mon Dieu, la vie est là

Simple et tranquille.

Cette paisible rumeur-là

Vient de la ville!

— Qu’as-tu fait, ô toi que viola

Pleurant sans cesse,

Dis, qu’as-tu fait, toi que voilà,

De ta jeunesse?⁵

Стихотворение воплотило основную идею сборника «Мудрость» — поиска гармонии и радости в окружающем мире и примирения с Творцом. Наделенный определяющими качествами поэзии Верлена, этот сборник, по словам Зинаиды Венгеровой, был «полон искреннего раскаяния грешника пред алтарем не признаваемого им до тех пор божества», и при этом в нем присутствовало «меньше душевного разлада, обуславливающего тревожный и грустный тон первых сборников».⁶ Подобные настроения были вполне созвучны лирическим произведениям Сологуба того времени, отражающим его духовные искания (стихотворения «Светлый лик» («Порой гордыни дух лукавый...», 11 марта 1892 года); «Не терпит жизнь помех...» (19 марта 1892 года); «Небо желто-красное зимнего заката…» (20 марта 1892 года); «В томленьях жизни несчастливой…» (6 апреля 1892 года); «Вьется предо мною…» (9 ноября 1883 года, 19 июня 1892 года); «Мечта» («Ангел мечты полуночной…», 2 августа 1892 года)). Так, в стихотворениях «Небо желто-красное зимнего заката…» и «Вьется предо мною…» одним из ключевых является образ колокола / колокольчика, бередящего душу лирического героя. Кроме того, один из мотивов стихотворения «Le par-dessus le toit.» — «звучащего» города — был особенно важен для Сологуба, чутко приглядывающегося и прислушивающегося к Петербургу после возвращения из провинции: «Отвык от родины своей, / Где вижу камни, а не травку <.> / А что ж меня томить стыдом / На улице широкой, гулкой?..»; «Между каменных громад / Захирелые березы…».⁷

Автограф первого варианта перевода расположен в рабочей тетради стихотворений Сологуба 1892-1893 годов, в едином хронологическом ряду с оригинальными текстами.⁸ Над текстом перевода теми же чернилами сделана помета: «Первый перевод, неудачный», а на обороте автографа — запись оригинала с заголовком «Из Поля Верлэна» и пометой синим карандашом «Sag102». Два экземпляра машинописи соответствуют верхнему слою автографа.⁹

Приведем тексты двух редакций перевода по публикациям в авторских книгах переводов Сологуба из Верлена и сопоставим их с подстрочником (курсивом выделены слова, перенесенные в перевод из оригинала / подстрочника):

Перевод. Первая редакция

Небо там над кровлей

Ясное синеет¹⁰

Дерево над кровлей

Гордой сенью веет.¹¹

С неба в окна льется

Тихий звон и дальний.

Песня птички льется

С дерева печально.

Боже мой! те звуки

Жизнь родит простая;

Кротко ропщут звуки,¹²

Город оглашая.

« Что с собой ты сделал,

Ты богат слезами...¹³

Что ты, бедный, сделал

С юными годами?¹⁴»¹⁵

Подстрочник

Небо, над крышей / кровлей,

Такое синее, такое спокойное / тихое!

Дерево, над крышей / кровлей,

Качает / убаюкивает своей пальмовой ветвью.

Колокол, в небе, которое виднеется,

Тихо / мягко звонит.

Птица / птичка на дереве, которое видно,

Поет свою жалобу.

Боже мой, Боже мой, жизнь там

Простая и спокойная.

Этот тихий / мирный / кроткий / безмятежный шум там

Исходит из города!

Что ты здесь сделал,

О ты, плача беспрестанно,

Скажи, что ты сделал здесь,

С твоей юностью?

Очевидно, что с формальной точки зрения перевод получился довольно точным: из 54 слов перевода (знаменательных и служебных) 26 в той или иной форме обнаруживаются в подстрочнике (с учетом первоначальных вариантов — 27).¹⁶ Адекватно передан и общий смысл оригинала: сожаление героя о напрасно растраченной юности, навеянное звуками, доносящимися извне, — звоном колокола и пением птицы. Попробуем разобраться, почему Сологуб посчитал первый вариант перевода «неудачным». Стихотворение Верлена можно определить как классическую импрессионистическую зарисовку, исполненную намеков, с отсутствием предметной конкретности и мерцанием колеблющихся образов¹⁷ (так, сложно сказать, подразумеваются ли у Верлена реальные колокольня и птица, или они существует в воображении, поскольку видны только небо и дерево); мир героя и внешний мир (мир высших сфер — неба — и земной мир города) существуют параллельно, соприкосновение между ними минимально, что подчеркивается противопоставлением «там» / «здесь». Душевный разлад подчеркнут эпитетом «беспрестанно» в противоположность эпитетам, характеризующим гармоничный мир высших сфер («спокойный», «тихий», «простой», «кроткий»), который лишь соприкасается с миром земным через посредника — город. Воспроизвести подобную зарисовку стремился и Сологуб: в первоначальном варианте стиха 2 сохраняется безглагольная конструкция «Si bleu, si calme» — «Сине и спокойно». Однако в переводе увеличивается число глаголов, появляется дисгармоничное для верленовского текста словосочетание «гордой сенью», герой наделяется оценочным эпитетом «бедный», мир неба, города и пространство героя практически объединяются. Возможно, поэту показался не самым удачным выбранный для перевода размер — трехстопный хорей (при общем совпадении «семантического ореола» — покоя, тоски, забвения, смерти), ассоциированный с песенной традицией и отсылающий, в частности, к лирике Фета (например, трехстопным хореем с женскими рифмами написано стихотворение «Спи еще зарею...»: «С колокольни плавно / Звуки пролетели. / Дышат лип верхушки / Негою отрадной».¹⁸

Второй вариант перевода в автографе не сохранился, авторизованными источниками текста являются недатированная машинопись и страница из сборника стихотворений Сологуба «Стихи. Книга первая» (СПб., 1896) с восстановительной правкой ранних вариантов и вписанной от руки датой: 1-2 февраля 1893 года.¹⁹ Сопоставим текст перевода с подстрочником:

Перевод. Вторая редакция

Синева небес над кровлей

Ясная такая!²⁰

Тополь высится над кровлей,

Ветви наклоняя.

Из лазури этой в окна

Тихий звон несется,

Грустно с веток этих в окна

Песня птички льется.

Боже мой! я звуки слышу

Жизни мирной, скромной.

Город шепчет мне, — я слышу²¹

Этот ропот томный:

«Что ты сделал, что ты сделал!

Исходя слезами,

О, подумай, что ты сделал²²

С юными годами!»²³

Подстрочник

Небо, над крышей / кровлей,

Такое синее, такое спокойное / тихое!

Дерево, над крышей / кровлей,

Качает / убаюкивает своей пальмовой ветвью.

Колокол, в небе, которое виднеется,

Тихо / мягко звонит.

Птица / птичка на дереве, которое видно,

Поет свою жалобу.

Боже мой, Боже мой, жизнь там

Простая и спокойная.

Этот тихий / мирный / кроткий / безмятежный шум там

Исходит из города!

Что ты здесь сделал,

О ты, плача беспрестанно,

Скажи, что ты сделал здесь,

С твоей юностью?

Как и в первой редакции, степень точности перевода довольна высока: из 61 слова перевода 27 представлены в подстрочнике (с учетом первоначальных вариантов — 29).²⁴ Сологуб изменил метрическое решение перевода. Четырехстопный хорей чередуется с трехстопным, с сохранением сплошных женских рифм, что в большей степени отвечало метрической организации оригинала: чередованию восьмисложных строк с пятисложными.²⁵ Тем не менее в новой версии текста также прослеживаются привнесения переводчика: в третьей строфе настойчиво прозвучало лирическое «я» при помощи эпифоры в первом и третьем стихе, усилена и динамика за счет использования «направленных» глагольных форм («высится», «наклоняя», «несется», «льется»).²⁶ Мир героя и внешний мир, четко разграниченные в оригинале, опять же переплетены, но с более тонким обыгрыванием верленовского текста: у Верлена «исходит» шум из города, а у Сологуба «исходит» слезами сам герой. Более того, мир города оказывается максимально приближен к герою, между ними установлен диалог: город «шепчет», а герой наделен способностью его слышать.

Заслуживает внимания изменение условного «дерева» на конкретный «тополь». Сологуб «процитировал» VII главку автобиографического очерка Верлена «Мои тюрьмы»: «Поверх стены, видной из моего окна (у меня было даже окно, настоящее! хотя и забранное частой решеткой), за тем унылым двором, где билась, если смею так выразиться, моя смертельная тоска, я видел — а дело было в августе — качающуюся верхушку высокого тополя с какого-то сквера или бульвара, в листьях, охваченных сладострастным трепетом. До меня долетали приглушенные расстоянием звуки праздника <…>. И я написал об этом стихи, которые находятся в „Мудрости“».²⁷ Однако каких-либо документальных свидетельств о знакомстве Сологуба с очерком Верлена не обнаружено. Публикация первых шести главок «Моих тюрем» состоялась в журнале «Le Chat noir» («Черный кот») в декабре 1891 — апреле 1892 года,²⁸ полный текст вышел отдельным изданием в мае-июне 1893 года.²⁹ Соответственно, поэт либо творчески «предугадал» верленовскую прозаическую версию сюжета, либо сознательно «скорректировал» датировку второй редакции.

Именно этот вариант текста вышел в сентябре 1893 года в журнале «Северный вестник» под заглавием «Из Поля Верлэна», став первой публикацией как переводов Сологуба из Верлена, так и стихотворений Верлена на русском языке.³⁰ К этому времени поэт уже располагал подборкой переводов из различных сборников Верлена: «Романсы без слов» («На сердце слезы упали...», 16 января 1893 (вторая редакция: «Мне в сердце слезы пали.», 31 января 1893), «Streets» («Ну-тка, спляшет джигу!..», 25 июля 1893), «Green» («Покорно приношу с цветами и плодами.», 25 июля 1893), «A poor young shepherd» («Я лобзанья боюсь.», 25 июля 1893), «Beams» («Был ветер так нежен, и даль так ясна.», 4 августа 1893)), «Добрая песня» («Пока блестит твой бледный лик…», 19 июля 1893), «Сатурнические поэмы» («Женщине» («Тебе мои стихи о ласке утешительной.», 25 июля 1893)).³¹ Однако именно первый выполненный Сологубом перевод стал точкой отсчета на пути «русского» Верлена.³²

Перевод органично вписался в серию последовательных публикаций стихотворений Сологуба в «Северном вестнике» за 1893 год: «Творчество» («Темницы жизни покидая...»), «У решетки» («Стальная решетка…»), «На закате» («Небо желто-красное зимнего заката.»), «Амфора» («В амфоре, ярко расцвеченной…»), «Рукоятью в землю утвердивши меч…».³³ В восьмом номере журнала была опубликована статья А. Усова «Несколько слов о декадентах (Бодлэр, Верлэн, Маллармэ, Рембо)», в которой, в частности, был представлен довольно подробный анализ сборника «Мудрость». Текст стихотворения «Le ciel est, par-dessus le toit.» (в оригинале) полностью воспроизведен в статье как пример одного из лучших лирических опытов Верлена, посвященных его «стремлению „к простому обывательскому счастью“».³⁴ Кроме того, Усов рассуждает о природе декадентства и символизма и особенностях поэтики произведений адептов этих течений во французской литературе. Соответственно, опубликованный в следующем номере «Северного вестника» перевод Сологуба включился в дискуссию о «новых течениях» в поэзии и послужил наглядной иллюстрацией их творческого потенциала для русской культуры.

Образно-тематический строй перевода обрел ярко выраженный отклик в оригинальном творчестве Сологуба. В стихотворениях, созданных в 1893-1894 годах (в период наиболее интенсивного обращения к Верлену), присутствуют мотивы смятения, тоски души, попавшей в «заточенье», воспринимающей извне те или иные знаки и звуки свободы: «Здесь — пыль и каменья, / Там — сад и пруды <.> / Доносится пенье <...> / Звенят колокольцы.» («Стальная решетка.», 9 апреля 1893);³⁵ «Тучки серебристой / Вижу я движенья <…> Как же мне уйти? / Долетают звуки, / Льется воздух влажный, / Мысли, как и там...» («Тень решетки прочной…», 22 июля 1893).³⁶ Полемично громко к «тихому» и «дальнему» звуку у Верлена прозвучал звон колокола в условном цикле стихотворений, созданном Сологубом 27 сентября 1894 года: «Звенят колокола / И там, в дали долин, / И здесь, где ты свела / Ко мне огонь вершин» («Звенят колокола...»).³⁷ Лирический герой Сологуба отказывается от мысли о раскаянии и предпочитает земные радости гармонии с высшими сферами: «Пускай колокола / Звонят в дали долин, — / Пустынно наверху. / Пусть медная хвала, / Вознесшись до вершин, / Проклятья принесла / Объятьям и греху, — / Пустынно наверху…».³⁸

Как важнейшая веха в творческой биографии перевод в его второй редакции («Синева небес над кровлей…») был включен в состав сборника оригинальных стихотворений Сологуба «Стихи. Книга первая» под заглавием «Из Поля Верлена», что подчеркнуло единство оригинального и переводного творчества.³⁹ Перевод расположен в начале сборника, пятым по счету, предваряя одно из самых «верленовских» стихотворений Сологуба «Качели» («В истоме тихого заката...», 9 июля 1894).⁴⁰

В своем первом издании переводов из Верлена Сологуб также выбрал для этого произведения маркированную позицию — оно завершает сборник. Показательно, что при расположении вариантов текста, включенных в основной корпус, поэт сохранил фактическую последовательность их создания, что не было соблюдено в остальных случаях.⁴¹ Во втором издании переводов в основной корпус была включена поздняя редакция, датированная 28 февраля 1922 года, при этом в разделе «Варианты» был сохранен хронологический порядок создания ранних редакций.

Критика 1890-х годов не обошла вниманием первый перевод Сологуба из Верлена. Так, Пл. Н. Краснов выделил как несомненно удачные переводы из сборника «Мудрость» (помимо перевода стихотворения «Le ciel est, par-dessus le toit...», в 1890-е годы Сологуб опубликовал перевод одного из самых трагичных стихотворений сборника «Un grand soleil noir…» — «Я в черные дни / Не жду пробужденья…»⁴²): «Г. Сологуб переводил Поля Верлэна. Передать этого капризного декадента русскими стихами — задача не легкая, и нельзя сказать, чтобы г. Сологуб всегда удачно с ней справлялся. Но перевод некоторых пьес, особенно из отдела „Sagesses“, необыкновенно хорош. И во всяком случае, хотя у нас очень многие поэты, прельщаясь простой конструкцией песенок Верлэна, пробовали переводить его стихи, только г. Сологубу удавалось порой сделать перевод, достойный оригинала. И это ему удавалось несомненно потому, что души обоих поэтов родственны: Поль Верлэн также начал с опьянения страстями и кончил мистическими порывами, как и русский его последователь».⁴³

Во втором варианте перевода Сологубу, по-видимому, в полной мере удалось уловить и передать музыкальность стиха Верлена. Об этом свидетельствует отклик Александра Блока на присланную ему книгу «Поль Верлен. Стихи, выбранные и переведенные Федором Сологубом» в письме Сологубу от 2 декабря 1907 года: «Вы знаете ли, что последнее стихотворение (второй вариант: «Синева небес над кровлей») попалось мне очень давно и было для меня одним из первых острых откровений новой поэзии. Оно связано для меня с музыкой композитора С. В. Панченко, моего давнего и хорошего знакомого. С тех пор ношу это стихотворение в памяти, ибо оно неразлучно со мною с тех дней, „как постигал я первую любовь“. И в эти дни, когда я мучительно сомневаюсь в себе и вижу много людей, но, в сущности, не умею увидать почти никого, — мотив стихотворения и слова его со мной».⁴⁴