DOI: 10.31860/0131-6095-2020-3-269-272

МЕЖДУНАРОДНЫЙ БАЛТИЙСКИЙ СЕМИНАР «ГЕОРГИЙ АДАМОВИЧ И...

(К ПРОБЛЕМЕ ИЗУЧЕНИЯ КУЛЬТУРЫ РУССКОЙ ДИАСПОРЫ)»

7-8 ноября 2019 года на факультете Гуманитарных наук Латвийского университета в научно-исследовательском центре Русистики прошел очередной международный Балтийский семинар «Георгий Адамович и... (к проблеме изучения культуры русской диаспоры)». Семинар в Риге, в работе которого приняли участие специалисты из Латвии, Эстонии, Литвы, России и Венгрии, вызвал интерес среди студентов, преподавателей вузов и гимназий, латвийской общественности.

В приветственном слове на открытии семинара декан факультета И. Карапетян отметила, что научные чтения проходят в год столетия Латвийского университета. Декан дала высокую оценку научно-исследовательским инициативам центра Русистики и подчеркнула особую роль нынешнего семинара, посвященного одной из центральных фигур русской культуры за рубежом, известному поэту, критику и эссеисту, вдохновителю «парижской ноты» и преподавателю литературы во Франции и США Георгию Викторовичу Адамовичу (1892-1972).

Директор академической университетской библиотеки В. Коцере рассказала об архивных материалах и раритетных изданиях, хранящихся в фондах, о русской периодике в Латвии между двумя мировыми войнами и о научных мероприятиях, проводимых сотрудниками.

Диалогичность проблематики, заявленной в заглавии семинара, проявилась в большинстве выступлений, где связывались такие тематические блоки, как Адамович и культура диаспоры, Адамович и советская литература, Адамович — между культурой Серебряного века и Русским Зарубежьем, Адамович и послевоенная литература. Представленные на семинаре сюжеты, актуальные по своей проблематике, так или иначе соприкасаются с ходом работы над 18-томным Собранием сочинений литератора в московском издательстве «Дмитрий Сечин».

Вопросы издательской практики, архивных изысканий и научного комментария вписались в диапазон исследовательских стратегий докладчиков, выступивших в первый день.

О. А. Коростелев (Москва) открыл пленарную секцию докладом «Творческое наследие Адамовича (архивы, библиография, научная эдиция)», в котором были подведены итоги сделанного в области текстологии, издательских практик и в обзоре архивов, где сосредоточено критико-публицистическое и эпистолярное наследие выдающегося эссеиста, а также были определены роль и значение Адамовича в довоенный и послевоенный периоды его деятельности. Особый интерес слушателей был вызван информацией о новых, доселе неизвестных текстах критика, способах их идентификации и проблемах научного комментирования.

Значимыми наблюдениями поделилась с собравшимися В. Н. Терехина (Москва), предложив тему «...„какой-то новый Гоголь!“ (Адамович о Маяковском)». В докладе доказывалась необходимость всестороннего изучения критики Русского Зарубежья в отношении Маяковского, который привлекал особое внимание эмиграции как олицетворение русского футуризма и как приверженец советской власти. Среди более чем 200 посвященных Маяковскому статей, рецензий, заметок в эмигрантских изданиях почти пятая часть принадлежит Адамовичу. Основываясь на впечатлениях от выступлений Маяковского, Адамович выделял такие свойства его поэзии, как «прекрасный, меткий, сухой, точный — настоящий язык поэта», «ритмический размах», «зоркость глаза», метафорическое богатство. Наиболее ценное в творчестве Маяковского, по мнению Адамовича, — его сатирический пафос: «Решительно, это какой-то новый Гоголь, которому не удается ничего „положительного“». Критик убежден в «равноценности сатирических и восторженных страниц» Маяковского. Его суждения во многом позволили поэту оставаться в культурном пространстве эмиграции.

В докладе Т. С. Царьковой (Санкт-Петербург) были представлены новые архивные материалы из личного фонда поэта второй волны эмиграции Д. И. Кленовского, позволяющие сделать дополнения к творческой и личностной судьбе литератора. Фонд Рукописного отдела ИРЛИ включает рукописи Кленовского, большой объем иконографии, мемориальные вещи, рисунки его родителей И. Е. и В. Н. Крачковских, отклики рецензентов, некрологические публикации и многие другие документы, расширяющие наши знания о «настоящем мастере, требовательном, <...> в поэтическом складе которого есть что-то гумилевское: мужественность, стройность композиции, стойкость в раз навсегда принятой литературной позиции» (Адамович).

Г. Н. Боева (Санкт-Петербург) в докладе «Топос Финляндии у Леонида Андреева» исследовала роль геокультурного топоса Финляндия, с которой писатель был связан биографически и творчески последнее десятилетие своей жизни. Выступавшая остановилась на разных аспектах темы: восприятии Андреева в контексте романтико-модернистского комплекса север и культа Ибсена, жизнетворчества («домостроительство» писателя на Черной Речке рассматривается как жизнестроительный проект в духе модерна), поэтики (в духе произведений финского периода Андреев обращается к локусу Финляндия, моделируя «фьордовое», замкнутое пространство).

Сюжет «Блок и Адамович (№’1)48 в «Игле на ковре»)» представили М. Дёндёши (Венгрия) и Л. Спроге (Латвия). В докладе было замечено, что если в исследованиях о поэтическом творчестве Адамовича эта тема не раз становилась предметом внимания и детально разработана, то в эмигрантской прозе литератора акцент на этой проблеме почти не ставился. Вместе с тем, начиная с «анненской» доминанты о «новогоднем посыльном» с орхидеями, где «закамуфлирована» знаковая полисемия («Вы — БЛОК пивной осатанелый»), и кончая литературными ориентирами, сфокусированными на блоковской «Незнакомке», город в рассказе создан по принципу «реминисцентной поэтики», блоковский колорит «навеян» несколькими «рассказчиками», представляющими вариативные точки зрения на историософию «странных» событий.

П. М. Лавринец (Литва) в докладе «Виленские реплики 1930-х гг. на полемические выступления Адамовича» отметил, что в Вильно межвоенного периода были доступны парижские периодические издания, в которых сотрудничал Адамович («Иллюстрированная Россия», «Последние новости», «Числа»). Об этом свидетельствуют инвентарные книги библиотеки Виленского русского общества, перепечатки и обзоры в виленских газетах. Поэзия Адамовича кратко характеризовалась в обзоре П. Кацепельсона «Поэты „Чисел“» в журнале «Утес» (1931). Статья Адамовича «Незнакомка» была целиком перепечатана виленской газетой «Наше время» (1934). Статья С. И. Нальянча (Шовгенова) о неблагополучии в зарубежной русской поэзии и редакционное примечание в той же виленской газете (1934) содержат выписки из статьи Адамовича в «Последних новостях» за август 1932 года и упоминания более ранних полемик с его участием. Приведенные сведения говорят о высокой степени связности поля русской зарубежной литературы, при которой выступления критика в парижских изданиях находили отклики в его периферийных сегментах.

В докладе «Писатель Бубнов» Г. М. Утгоф (Эстония) рассмотрел персонажа романа «Подвиг» как аллюзию на берлинского друга Вл. Набокова И. С. Лукаша, хотя прототипичность Бубнова, как доказал выступающий, может восходить и к другим современникам писателя.

Р. С. Войтехович (Эстония) в докладе «Еще раз о „Цветнике“ Марины Цветаевой» представил принципы отбора цитат, их расположения и комментирования, а также приемы комизма, превращающие текст «Цветника» в художественный. Подробнее рассмотрена фитонимическая лексика, связь имени Цветаевой с лексемами «цветник», «цветок», «роза», термином «Victoria Regia», а также с идеями «антологии», «акмеизма» и т. д. «Цветник» — приложение к статье «Поэт о критике» (1926), составленное из высказываний Адамовича, взятых из цикла «Литературные беседы», Цветаева ограничилась подшивкой «Звена» за 1925 год, но использовала не все статьи.

Тему «Одоевцева и Адамович, которого не было на берегах Невы» предложила Ю. В. Март (Эстония). Она рассмотрела образ Адамовича, созданный И. В. Одоевцевой в двух томах ее мемуаров. Книги сопоставляются по количеству упоминаний и особенности «появления» Адамовича в «дилогии». В первой книге Одоевцева не раскрывает характера Адамовича, но описывает его внешность, чего нет во второй. Целостный образ Адамовича складывается из материалов обеих книг. В докладе обсуждалось, почему российские эпизоды общения Одоевцевой с Адамовичем попали во вторую книгу «На берегах Сены», а также стратегия демифологизации образа Адамовича, сложившегося после его смерти.

А.А. Данилевский (Эстония) представил доклад «Адамович и Михаил Иванников (Вокруг «Дороги»)», в котором речь шла о том, как уязвленный сириновской (набоковской) карикатурой на себя Адамович решил принизить в глазах своих читателей автора «Дара» и даже заслонить его (выместив таким образом на периферию читательского сознания) автором печатавшейся в том же номере парижских «Современных записок» повести «Дорога», намеренно завышая при этом талант М. Иванникова и превознося его как своего рода «подлинного В. Сирина». И это в то время, когда Иванников всеми силами тщился не походить на Сирина (хотя и использовал в своей художественной практике некоторые сириновские художественные находки). Комизм ситуации со временем еще более усугубился тем обстоятельством, что довольно скоро после того Адамович не только запамятовал фамилию пестуемого им «конкурента Сирину», но и напрочь утратил представление о его, Иванникова, творческой манере, настолько, что не смог атрибутировать следующий шедевр прозаика — необычайно заинтриговавший этого авторитетного критика рассказ «Правила игры».

А. А. Самарин (Эстония) посвятил выступление теме «Отзыв Г. В. Адамовича о творчестве С. А. Ауслендера», где проследил рецепцию критика на «превращения русских денди в работников на ниве коммунистического просвещения».

В докладе «Музыкант Набоков (о прототипе персонажа книги А. Ремизова «Учитель музыки»)» С. Н. Доценко (Эстония) попытался выяснить, кто у Ремизова является прототипом персонажа под именем «музыкант Набоков». Есть основания полагать, что ремизовский персонаж метит не только в композитора Н. Д. Набокова, но также и в другого известного Набокова — писателя В. В. Набокова (Сирина), отношение к которому на рубеже 19201930-х годов было у Ремизова неприязненным, в том числе после резко отрицательной рецензии Набокова на книгу «Звезда надзвездная» (1928).

И. З. Белобровцева (Эстония) в докладе «Адамович — mortus и vivus» проследила, как Адамович, которого неоднократно упрекали в предельной субъективности суждений о литературе и делении литераторов на «своих» и «чужих», неожиданно демонстрирует глубокую эмпатию в отношении эстетически чуждого ему автора — представителя молодого поколения Русского Зарубежья Леонида Зурова. И если Набоков в романе «Дар» выбирает Адамовича для карикатурного образа Христофора Мортуса (в словаре Даля первое значение слова — «мертвый»), то в откликах на творчество Зурова можно усмотреть критика с «человеческим лицом», выполняющего функцию Мортуса как служителя при чумных, облегчающего болезнь (второе словарное значение слова). Причина тому — сочувствие писателю, настигнутому душевной болезнью.

Доклад Б. А. Равдина (Латвия) был посвящен молодому ленинградскому поэту Юрию Галю (1921-1947), призванному на фронт в первые месяцы Второй мировой войны, вскоре плененному и на фоне смертельных болезней готовому на любые репутационные издержки ради появления своих стихов на страницах любой печати, пусть и коллаборационистской.

В центре внимания Ю. Л. Сидякова (Латвия) была газета «День», издававшаяся в Риге в 1922 году при ближайшем сотрудничестве проф. К. И. Арабажина. Были представлены главные направления деятельности редакции: участие газеты в политической жизни Латвии (выходила в период выборов в 1-й Сейм Латвийской республики), а также публикации, посвященные литературным темам и культурной жизни.

В докладе Т. Е. Барышниковой (Латвия) «Поэзия М. Цветаевой в латышских переводах» на материале переводов, выполненных такими латышскими поэтами, как О. Вациетис, И. Зиедонис, В. Белшевица, А. Айпуриете, рассматривались различные стратегии передачи особенностей поэтических смыслов. Как правило, причиной отступления от оригинала является отсутствие лексического эквивалента в латышском языке. Это относится к переводу этноспецифической лексики, архаизмов, фразеологизмов, лексических единиц, обозначающих те или иные культурные реалии, а также авторских новообразований. Более художественный, тонкий и бережный подход представлен в тех случаях, когда переводчики выступали, прежде всего, как поэты, ведущие творческий диалог с Цветаевой.

И. Т. Народовская (Латвия) раскрыла тему «Адамович vs Вирза: переводы с французского языка». Адамович и латышский поэт, прозаик, публицист и переводчик Эдварт Вирза (18831940) занимались переводами французской поэзии примерно в одно время. В докладе особое внимание было уделено сравнительному анализу переводов стихотворения Ж.-М. Эредиа «Раб», сделанных Адамовичем и Вирзой.

О. В. Проскурова-Тимофеева (Латвия) предложила тему «Издания для детей и юношества рижского акционерного общества „Саламандра“ в 1925-1926 гг.». В издательстве «Саламандра» выпускались учебные книги, детская литература, в которых актуализировались представления о родной стране и акцентировалась тема Родины. В силу того, что издания были адресованы разным целевым аудиториям: к детям из «старожильческих» семей, к детям-эмигрантам, проживающим в Латвии, к юным читателям русского рассеяния, проживающим вне Латвии, — можно отметить различные подходы к семантическому наполнению понятия родина. Это подтверждается при исследовании материалов из детского журнала «Юный читатель» под редакцией Л. Кормчего и Е. Андрусовой, из рубрики «Детский уголок» журнала «Перезвоны» (редакторы о. М. Бурнашев и И. Лукаш), а также из сборников для детей «Родина» и «Русь» (редактор о. М. Бурнашев) и из школьных учебников по родиноведению Н. Кузнецова.

При подведении итогов Балтийского семинара позитивно прозвучали отзывы о монотемности чтений, позволявших рассмотреть полифоничность проблем, сопровождающих перспективы изучения культуры Русского Зарубежья, и, как особый стимул при подготовке и выходе в свет многотомного Собрания сочинений, посвятить персональное научное заседание одному из ведущих литераторов своей эпохи — Г. В. Адамовичу.

© Л. В. Спроге (Латвия), © Т. С. Царькова