DOI: 10.31860/0131-6095-2019-3-54-63 © Н. В. Савельева НЕИЗВЕСТНЫЕ ПАМЯТНИКИ ЛЕКСИКОГРАФИИ В «ЦВЕТНИКЕ» ПРОХОРА КОЛОМНЯТИНА Двуязычные словари-разговорники, встречающиеся в русских средневековых рукописях, важны как отражение исторических реалий и контактов русскоязычного населения с представителями других наций и носителей других языков. К настоящему времени учтено около двадцати памятников лексикографии XV—XVII веков подобного жанра с русскоязычной составляющей, большая часть этих словарей была записана европейскими купцами и путешественниками.¹ Подобные тексты, за редкими исключениями,² создавались единично и окказионально, при конкретных обстоятельствах (путешествие) или для конкретной цели (торговля), а их составители были непосредственными участниками этих событий, преследующими в своих записях языковых эквивалентов вполне прагматичные цели. Потому помещение нескольких разноязычных словарей-разговорников в авторском сборнике («Цветнике») древнерусского книжника инока Прохора Ко-ломнятина — довольно редкий случай в истории русской лексикографии.

«Черный поп» Прохор Коломнятин известен в истории русской литературы прежде всего как замечательный версификатор, составитель «Школьного благочиния» — своего рода стихотворного нравственно-дисциплинарного устава учебного заведения. Этот текст изначально как анонимное сочинение был введен в научный оборот и отчасти опубликован Д. Л. Мордовцевым³ по утраченной ныне рукописи, получившей название «Афанасьевский сборник» по имени владельца преосв. Афанасия (Дроздова). С рукописью до ее пропажи успел поработать также А. Н. Петров, он подготовил подробное описание содержания и продолжил издание текстов сборника, в одном из которых прочитал тайнопись: «Прохор — первостранник»;⁴ прочтение стало первым шагом к определению имени автора сочинений и компиляций, в том числе «Школьного благочиния», находящегося в Афанасьевском сборнике. В настоящее время памятник известен в 10 списках XVII—XIX веков,⁵ по одному из таких списков (РНБ, F.XIV.73) А. С. Демину⁶ удалось распознать искусно зашифрованное в предисловиях, акростихах и репликах «слагателя» сочинения имя не только автора, но и заказчика текста: стихотворный цикл был создан «черным попом Прохором Коломнятином» по прошению «детского учителя Диомида Яковлева» — древнерусского книжника, каллиграфа и, возможно, стихотворца Диомида Яковлева Серкова.⁷

¹Перечень этих памятников см., например, в одной из последних работ: Левичкин А.Н. Отрывок русско-голландского словаря XVII века из Пскова // Севернорусские говоры. Межвузовский сб. СПб., 2017. Вып. 16. С. 196—198; здесь же ссылки на издания текстов и основная библиография по теме.

²См., например, подборку словарей европейских языков в Азбуковнике из собрания В. И. Григоровича: Алексеев М. П. Словари иностранных языков в русском Азбуковнике XVI—XVII веков: Исследования, тексты, комментарии. Л., 1968. С. 60—124.

³Мордовцев Д. Л. О русских школьных книгах XVII века. М., 1862.

⁴Петров А. Н. Об Афанасьевском сборнике XVII в. и заключающихся в нем азбуковниках. СПб., 1896. С. 78-101 (сер. «Памятники древней письменности»; 120. Прил. 4).

⁵Наиболее полный перечень списков приведен в работе: Кошелева О. Е. Как сочинять послания в виршах?: «Уроки» Прохора Коломнятина (1680-е гг.) // Человек читающий: Между реальностью и текстом источника. М., 2011. С. 283—316. Текстологическое исследование памятника на сегодняшний день не выполнено.

⁶Демин А. С. Диалог «Школьное благочиние» Прохора Коломнятина//Памятники культуры: Новые открытия. Ежегодник. 1975. М., 1976. С. 48—51 (переизд.: Демин А. С. О древнерусском литературном творчестве: Опыт типологии с XI по середину XVIII в. от Илариона до Ломоносова. М., 2003. С. 433-439).

Биографические и культурно-исторические реалии, находящиеся в стихах «Школьного благочиния» и контекстуально связанных с этим сочинением стихотворных и прозаических компиляциях Прохора Коломнятина, позволяли сделать следующие заключения: все имеющиеся до сего дня достоверные сведения о нем относятся к концу 70-х — началу 80-х годов XVII века и связаны с его пребыванием в Москве и Ростово-Ярославских пределах, где, как показала С. А. Семячко, проживал и Диомид Яковлев Серков. К этому времени Прохор около 30 лет иночествовал в некоем монастыре, в котором принял постриг по вкладу. Последнее известное нам место пребывания книжника — Костромской Ипатьевский монастырь, в котором он в 80-е годы XVII века уже в сане иеромонаха создал одну из своих стихотворных компиляций. Инок Прохор Ко-ломнятин, несомненно, обладал какими-то связями с московскими кругами, близкими Печатному двору, и с иными московскими литературными и учительными корпорациями, например с насельниками Андреевского монастыря, в ведении которого находилась до 1678 года подмосковная Марчукова (Морчугова) пустынь⁸ — место создания одного из его двоестрочных текстов. Сочинения и компиляции этого автора свидетельствуют об эрудиции, познаниях в грамматике и лексикографии, способностях к стихотворству, и о его знакомстве с юго-западнорусской литературной и педагогической традициями.

Новые сведения о раннем периоде жизни и о созданных в этот период трудах древнерусского книжника обнаруживаются при изучении сборника 1668 года, который хранится в Отделе рукописей ГИМ (Музейское собр., № 2803). Рукопись в 8° написана на 220 листах несколькими вариантами полуустава одной руки, крупного или мелкого, иногда переходящего в скоропись. Сборник, несомненно, создан одним человеком, хотя не все листы рукописи записаны единовременно, о чем свидетельствуют и вариативность почерка, и использование в рукописи разных чернил и бумаги. Заглавие («Цветник») и предпосланное сборнику предисловие, в котором искусно скомпонованы цитаты и реминисценции многочисленных поучений о книжном почитании, свидетельствуют о том, что это целенаправленная авторская подборка текстов. Содержание сборника Муз. 2803 вполне традиционно и в целом сопоставимо с подобными нравственно-учительными и аскетическими монастырскими сборниками XV— XVII веков. Подборки статей раскрывают темы греха и добродетелей, иноческого подвижничества и следования монастырским правилам, статьи посвящены обличению человеческих пороков, особенно предосудительных в монастырском быту, например пьянства. «Цветник» довольно примечателен по набору своих источников. Целый ряд извлечений закономерно восходит к текстам, широко распространенным в рукописных книгах: «Златой цепи», Житию Зосимы и Савватия Соловецких, «Уставу» Нила Сорского и другим памятникам русской и переводной литературы. Вместе с тем составитель сборника Муз. 2803 целенаправленно использовал в своей работе издания московского Печатного двора середины XVII века, к которым давал на полях точные отсылки, вплоть до указания листа издания. В «Цветнике» подобраны выписки из Соборника (1647), Маргарита (1641), Книги о вере (1648), печатного Пролога (1641, 1642-1643, 1659-1660, 1661-1662) и «Паренесиса» Ефрема Сирина (1647, 1652); целиком выписаны статьи «Семь смертных грехов» и «Семь дарований Святаго Духа» из Анфологиона Арсения Грека (1660). К подобным по происхождению источникам следует отнести цикл выписок из «Синтагмы» Матфея Властаря, рукописные списки которой буквально «тиражировались» на московском Печатном дворе в 60—70-е годы XVII века и рассылались по крупнейшим монастырям.⁹ Таким образом, составитель «Цветника» обнаруживает хорошую осведомленность о книгоиздательских процессах и продукции московского Печатного двора этого периода.

⁷См.: Семячко С. А. Сборник «Крины сельные» в контексте московской культурной жизни рубежа XVII-XVIII вв. // ТОДРЛ. СПб., 2014. Т. 63. С. 459-484. Здесь же приведена основная библиография по теме.

⁸Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви. СПб., 1877. Стб. 245-247; Румянцева В. С., Борис Даниленко, прот. Андреевский монастырь в Пленницах // Православная энциклопедия. М., 2001. Т. 2. С. 350.

Имя собирателя сборника Муз. 2803 обозначено в его собственноручной записи: «Сия книга рекомая Цвѣтникъ чернаго дьякона Прохора Коломнятина. Подписал своею рукою 176-го (1668) году февраля в 7 день» (л. 219). Полное совпадение наименований двух книжников с разницей лишь в последовательной смене монашеского чина писавшего («черный дьякон» — «черный поп») позволяет предположить, что «Цветник» 1668 года собран автором, создавшим впоследствии стихотворный устав «Школьное благочиние». Такое отождествление подтверждается также другими текстами и записями в сборнике, которые свидетельствуют о пребывании составителя «Цветника» в ростовских землях. К ним относится, например, переписанный в рукописи краткий летописец с ростовскими известиями (л. 208 об. — 219), в том числе храмозданной записью о возведении Иваном Грозным в 1566 году церкви Вознесения Господня над гробом св. Исидора Ростовского. Запись была выбита на каменной плите, хранящейся в церкви, по другим письменным источникам она не известна.¹⁰ На нижней крышке переплета сборника Муз. 2803 есть также писцовая помета, в которой упоминается город Переяславль, она дает основание сопоставить создателя «Цветника» 1668 года с еще одним книгописцем, называвшим себя «черным дьяконом Прохором», который подвизался в 1662—1663 годах в Переяславском Троицком Данилове монастыре. Он составил сборник, посвященный св. Даниилу Переяславскому (РГБ,собр. Ундольско-го, № 301), включив туда Житие с чудесами, Повесть об обретении мощей с чудесами, рассказ об освидетельствовании мощей святого в 1652 году, очевидцем которого, возможно, был сам.¹¹ Он же переработал текст предсмертного Наказания св. Даниила Переяславского братии, акцентировав в нем тему запрета на винопитие в монастыре,¹² и прибавил к циклу повествований о святом автобиографическое Завещание его ученика — св. Герасима Болдинского, единственный известный список этого памятника.¹³ Сопоставление вариантов почерка «черного дьякона Прохора Коломнятина» в «Цветнике» с многочисленными автографами текстов и собственноручными записями «черного дьякона Прохора» в сборнике Унд. 301 подтверждают принадлежность их руке одного книжника.

Таким образом, новые материалы позволяют довольно уверенно сделать заключение о том, что автор «Школьного благочиния», не известный нам по мирскому имени, по-видимому, не позднее 1652 года принял постриг с именем Прохор и что проживал он в 60-е годы XVII века в Переяславском Троицком Данилове монастыре. Состав «Цветника» 1668 года и собственноручные записи инока Прохора Коломнятина в сборнике Унд. 301 дополняют сведения о его книгописных и литературных трудах 60-х годов XVII века и о его связях этого периода с московскими книжниками и книжными центрами.

⁹ См.: Белякова Е. В. К проблеме влияния печатных изданий на рукописную традицию (на примере Кормчей, Алфавитной Синтагмы Матфея Властаря и сборника Зинар) // 450 лет Апостолу Ивана Федорова: История раннего книгопечатания в России (памятники, источники, традиции изучения). М., 2016. С. 314-318.

¹⁰Титов А. А. Летописец о ростовских архиереях. СПб., 1890. Приложение. С. 18, прим. 1; Богданов А. П. Краткий Ростовский летописец конца XVII века // Советские архивы. М., 1981. № 6. С. 33-37.

¹¹Текст издан: Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви. 2-е изд., испр. и доп. М., 1903. С. 130—131, прим.; Смирнов С. И. Житие преподобного Даниила Переяславского чудотворца. Повесть об обретении мощей и чудеса его. М., 1908. С. XXXIII, 99; документальную отписку патриарху Никону архимандрита Данилова монастыря Тихона и строителя Никиты об освидетельствовании мощей Даниила Переяславского в 1652 году см.: Акты, собранные Археографической экспедицией. СПб., 1836. Т. 4. С. 492-493. № 330.

¹²Публикацию текста по этому единственному списку см.: Смирнов С. И. Житие преподобного Даниила Переяславского чудотворца. С. XVIII, 77—78; текст распространен за счет тех же проложных источников, которые включены в подборку о пьянстве в «Цветнике» 1668 года.

¹³Наиболее подробно сведения о черном дьяконе Прохоре и его сборнике изложены в монографии: Крушельницкая Е. В. Автобиография и житие в древнерусской литературе. СПб., 1996. С. 68, 342-343.

«Цветник» 1668 года выделяется из ряда сходных монастырских рукописных сборников явно выраженной склонностью его составителя к систематизации материалов, избранных из книжных источников, и его особым вниманием к лексикографии. Так, в числе компиляций, составленных им по печатным книгам, можно отметить тематическую подборку цитат из Псалтыри (л. 3—7) и свод «Избрание от книги Евангелия и от старчества», который представляет собой сентенции на евангельские темы, расположенные в алфавитном порядке, от «Аз» до «Омеги», и выписки из патерико-вых статей Пролога (л. 61—76). О несомненных интересах к языкам и лингвистических способностях составителя «Цветника» свидетельствуют несколько включенных в рукопись статей, организованных по словарному принципу. Во-первых, это словарик «Толкование о псалтырных словесех» (л. 155—157) — текст был весьма популярен и сохранился в большом числе славянских списков.¹⁴ В сборнике читается словарь с названием « Латинскаго языка рѣчи» (л. 198—200) — сербский перевод латино-грече-ского словаря, который приписывается Матфею Властарю и помещается в списках «Синтагмы».¹⁵ Под заглавием «Переводныя рѣчи з греческаго языка на словенский» (л. 146—155) записан небольшой греческо-русский словарь, лексемы в котором приведены кириллицей (древнегреческое слово — славянский перевод) и расположены по тематическим главам, обозначенным и не имеющим заглавия (о небесных телах, о Божестве, «о составе челов^ѣчестем», «о родословии», «о чинах», о птицах, рыбах, кухне и др.), заканчивается словарь главой «Счет по гречески». Внутри глав словарика почти всегда сохраняется следование алфавиту, но выборка достаточно краткая, в основном выписаны лексемы на буквы А и П. Вопрос о происхождении и источниках греческого словаря требует специального исследования. С одной стороны, базой для него, несомненно, послужил какой-то список старшего Азбуковника, о чем свидетельствует дословное совпадение целого ряда статей с этим памятником,¹⁶ но словарь в «Цветнике» Прохора Коломнятина содержит гораздо большее число форм, производных от одного корня, чем в списках Азбуковника. С другой стороны, некоторые статьи и подборки тематически, а иногда дословно совпадают с имеющим устное происхождение памятником лексикографии XV века «Речь тонкословия греческого», который был создан русским книжником на Афоне и имел хождение в славянских списках.¹⁷ Но и в этом случае полного совпадения с известными списками «Речи тонкословия» словарь в «Цветнике» 1668 года не имеет, а содержит целый ряд индивидуальных словарных пар, диалогов и индивидуальных чтений в переводах.¹⁸ Таким образом, словарь представляет собой особый памятник, который сочетает элементы книжного и разговорного греческого языка, но составлен он, по-видимому, по рукописным источникам. Любопытно, что во многих записях как греческого, так и славянского вариантов слов отразилось ярко выраженное «аканье»: «лакти» (вм. «локти» (л. 150)), «паламартон» (вм. «поли имартон» — «много согреших» (л. 147 об. — 148)) и т. д.

¹⁴Ковтун Л. С. Русская лексикография эпохи Средневековья. М.; Л., 1963. С. 432-433. Здесь и далее мы пользуемся сопоставительными материалами по лексикографии, см.: http:// oldlexicons.ru/tolk_o_nerazumnyh_sloveseh; дата обращения: 30.04.2019. Текст в списке Прохора Коломнятина сохранился фрагментарно.

¹⁵См.: Амфилохий, архим. Описание Воскресенской Новоиерусалимской библиотеки. М., 1875. С. 103-105; Kałužniacki E. Λέξεις Лахгугкш in einer älteren bulgarisch-slovenischen Übersetzung // Archiv für Slavische Philologie. Berlin, 1892. Vol. 14. S. 86-88. См. также: >>>> дата обращения: 30.04.2019.

¹⁶См., например: «Прати — мытися или быстро тещи» (л. 148); «Архитрикли(н) — начало пиршественым служебнико(м), емуже поручено все строение пира, или тысяцкой брака» (л. 150 об.), ср.: Ковтун Л. С. Азбуковники XVI—XVII вв.: Старшая разновидность. Л., 1989. С. 143, 240. ¹⁷См., например: «Пули се ми — продай мнѣ; Поли не тими ту — много цѣна ему» и др. (л. 153). Текст списков «Речи тонкословия греческого» публиковался неоднократно, ср. те же чтения, например: Никольский Н. К. Речь тонкословия греческого. Русско-греческие разговоры XV—XVI века. СПб., 1896. С. 23 (сер. «Памятники древней письменности»; 114); >>>> дата обращения: 30.04.2019. См. также одну из последних работ об этом памятнике: Левичкин А. Н. О списках «Речи тонкословия греческого» // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2018. Т. 10. Вып. 2. С. 30-38; здесь же основная библиография по теме.

¹⁸См., например: «плюдия — дождь» (л. 146 об.); ср.: «врехи — дождь» (βρέχει) в «Речи тонкословия греческого» (Никольский Н. К. Речь тонкословия греческого. С. 3; см.: >>>> дата обращения: 30.04.2019).

Особую ценность для истории русской лексикографии имеют включенные в «Цветник» инока Прохора Коломнятина словари-разговорники, записанные со слов носителей языков, на слух, и отражающие, таким образом, живую речь XVII века. Здесь находятся карело-русский словарь (л. 177—185 об.), небольшой разговорник коми-зырянского языка (л. 185 об. — 188 об.) и тюркско-русский словарь, самый значительный по объему и содержанию (л. 77—134 об.).¹⁹ Ни один из них не зафиксирован в других рукописях. Известные до сих пор записи лексики этих языков, сделанные до конца XVII века, единичны и кратки. Карельская лексика до сих пор была представлена записями заговоров на берестяных грамотах и в рукописи 2-й четверти XVII века,²⁰ а также кратким словариком 1668 года, записанным на Соловках, согласно атрибуции О. В. Панченко, святогорским архимандритом Феофаном.²¹ Сохранившиеся источники по коми-зырянскому языку также ограничиваются несколькими краткими записями названий месяцев в Церковном Уставе 1608 года (РГБ,Румянцевское собр., № 449). Остальные материалы относятся к более позднему периоду и представляют собой либо записи иностранных путешественников, либо плоды трудов представителей русской академической науки.²² Учтенные до сих пор кириллические записи тюркских и татарских слов также единичны. К ним можно отнести соответствующие пассажи в «Хождении за три моря» Афанасия Никитина,²³ небольшой кириллический разговорник «Се татарскы язык» и словарик «Толкование языка половецкого», генетически связанный с предыдущим текстом;²⁴ здесь же стоит упомянуть приведенные в «Хождении» купца Федота Котова турецкие, персидские и арабские числительные и алфавит;²⁵ отдельные тюркизмы, встречающиеся в ряде памятников древнерусской литературы, вошли в состав азбуковников. Таким образом, ни один из вновь найденных словарей-разговорников не имеет на сегодняшний день кириллических аналогов, близких по лексическому ряду, хронологии, жанру и объему текста.

Все словари записаны по тематическому принципу и оформлены в рукописи одинаково, так же как и греческий, и латинский разговорники. Названия текста и обозначения глав выписаны киноварью, киноварью выделены первые буквы словарных статей (соответственно, первая буква иноязычного слова) и обведены буквы «т» («толк») перед русским переводом этого слова; тюркскому и карельскому словарям предпослано оглавление, написанное крупным полууставом.

Карельский свод имеет заглавие: «Сказание о преведении корѣльскаго речения на слове(н)ский». Особенности карельской лексики позволяют отнести ее к тверскому диалекту, таким образом, словарик отражает язык тверских карел, населивших Поволжье в результате миграционных процессов, особенно мощных в 1640—1660-е го- ды.²⁶

¹⁹Сердечно благодарю И. Н. Воевуцкого, C. А. Мызникова, Р. В. Гайдамашко за консультации по особенностям языка вновь найденных словарей.

²⁰Русские заговоры из рукописных источников XVII — первой половины XIX в. / Сост., подг. текстов, статьи и комм. А. Л. Топоркова. М., 2010. С. 46-54, 102-110, 286-310.

²¹Мещерский Н. А. Русско-карельские словарные записи XVII — начала XVIII в. // Прибалтийско-финское языкознание. М.; Л., 1961. Т. 23: К 70-летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР Д. В. Бубриха. С. 16-32; Муллонен И. И., Панченко О. В. Первый карельско-русский словарь и его автор афонский архимандрит Феофан. Петрозаводск, 2013.

²²Современный Коми язык. Лексикология / Ред. А. И. Туркин. М., 1985. С. 174—205.

²³«Хождение за три моря» Афанасия Никитина / Подг. текста М. Д. Каган-Тарковской и Я. С. Лурье; пер. Л. С. Семенова; комм. Я. С. Лурье и Л. С. Семенова // Библиотека литературы Древней Руси / Под ред. Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. СПб., 1999. Т. 7. С. 348-379, 544-549.

²⁴Симони П. К. Памятники старинной русской лексикографии по рукописям XV—XVII столетий. М., 1908. С. 5-14.

²⁵Хожение купца Федота Котова в Персию / Подг. И. А. Кузнецовой. М., 1958. С. 59.

Словарные статьи (ок. 600 лексем) собраны в двадцать глав: небесные тела и погодные явления, времена года и дни недели, части человеческого тела, одежда, дом и дворовое строение, кухонная утварь и пища, родственные отношения, животные и растения, рыбы, птицы, скот, полевые работы и рабочие инструменты, лексика, связанная с церковным строением и обрядом, воинская лексика, кузнечное и мельничное дело. Внутри каждой главы слова записаны не в алфавитном порядке, произвольно. Подавляющая часть лексики карельского словаря — это имена существительные, лишь иногда вписаны соответствующие контексту глаголы или небольшие словосочетания (например, в главе об одежде: «Павáты пальшо — (т)'оденйсь», «Кéни ялъкашъ — (т)'обуйсА» (л. 179 об.); в главе о дворовом строении: «Кéльлѧ ламъпш — (т) кѣльѧ тóпитца», «бва 'овй — (т) дверь о(т)вори`» (л. 180 об.)). Основные глаголы общения и движения собраны в отдельной главе «Сказáнїе 'о нужны(х) рЪчех», здесь же приведено несколько фраз, подразумевающих употребление в определенной коммуникативной ситуации: «Магáтъко пáйсѧ кáрьѧлашъки` — (т) говорить по кор'Ьльски 'умЪ'еш ли», «Кушъ шóлитъ — (т) гдЪ бы(л)» (л. 184) и т. д. Довольно много понятий обозначены в словаре как общие для карел и русских, они помечаются словом «заедино»: «Огурцы`, дыни, свéкла, ре(т)ка, чеснóкъ за'едйно» (л. 180). «СЪни и крыльцо за'едйно» (л. 181), «Нóчвы за'едшо» (л. 185) и т. д. Очевидно, общеупотребительная лексика отражает процесс ассимиляции карельских поселенцев с русскими жителями. Завершается карельский словарь указанием еще на два языка (ижорский и чухонский), на которых говорят в той же местности: «Жéрскай 'языкъ в той (же) полестйн'Ь. Чуханъскай в той же полестйн'Ь».²⁷

Непосредственно к карельскому разговорнику примыкает в рукописи коми-зырянский словарь, озаглавленный «Звáтельные рѣчи зырднского 'языка, сйр^чь сйр-скаго» (л. 185 об.). Тот факт, что словарь специально не выделяется и не имеет, например, оглавления, по-видимому, говорит об осознании его составителем принадлежности коми-зырянского языка к той же группе языков и о возможном бытовании двух этих языков в одном регионе (Поволжье). По предварительному заключению Р. В. Гайдамашко, лексика словаря относится к ареалу междуречья Камы, Вычегды и Юга. Словарик небольшой по объему, половину его занимает подробно расписанный денежный счет, от деньги до тысячи рублей (л. 185 об. — 187 об.). Далее приводится лексика, записанная без рубрикации примерно по тем же тематическим группам, что и в карельском словаре: родственные связи, воинская лексика, кухонная утварь и пища, домашний скот, одежда, птицы и звери, домовое строение. В словарь включены почти исключительно существительные, лишь несколько глаголов («Сéть — (т) подай», «Кóльи — (т) проводи`», «Лóкъ ме кáнъ» — (т) пойди` со мною» (л. 188)). Завершается словарь записью перевода на коми-зырянский язык молитвы «Трисвятое»: «По зырднски „Святый Боже" — „Вéжà юмо, вéжà кутомо, вéжа чáры-до, кутыштыте мъано"» (л. 188 об.).

Самый большой по объему текст в «Цветнике» инока Прохора Коломнятина — тюркский словарный свод, озаглавленный «СТА книга 'Элй(х)въ си`р^ѣчь Алѳави(т), преведенò с турскаго на словенскую ре(ч)» (л. 80). Язык словаря можно предварительно обозначить как средний диалект крымско-татарского литературного языка периода османского влияния. Лексический материал изложен в 33 главах: сначала следуют разделы духовно-религиозной тематики, затем лексика, обозначающая части тела человека, названия родственных отношений, одежда, дом и дворовое строение, кухонная утварь и пища, животные и растения, рыбы, птицы, скот, разного рода работы и рабочие инструменты; завершается свод названиями цифр. Все эти разделы тематически совпадают с карельским и зырянским разговорниками, но все они гораздо пространнее.

²⁶Косвенным подтверждением локализации лексики карельского словаря может служить запись XIX века (л. 219) о бытовании сборника в Весьегонском уезде Тверской губернии — это один из центров расселения тверских карел.

²⁷Ср. сходное использование слова в переносном значении: Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1988. Вып. 14. С. 132.

Словарь включает не только отдельные лексемы, но также словосочетания и пространные фразы, диалоги. Многие слова, как существительные, так и глаголы, приведены с парадигмами, указываются, как правило, несколько словоформ, например: «Куньмай — (т) ночевать. Кунъду` — (т) ночевáли» (л. 86 об.), или выстраиваются семантические ряды: «Йтъ 'юхла — (т) ля(ж) да спи`. 'Юхламай 'ятты — (т) спа(т) лéхъ. 'Юхларма — (т) спи(т) ли. 'Юхларъ — (т) спи(т). 'У'ялдыма — (т) проснулсА ли. 'У'ялды — (т) проснулсд. 'Уялъ — (т) ро(з)буди`» (л. 94 об.).

Тюркский свод по своей жанровой природе выходит за рамки традиционного словаря-разговорника, хотя именно лексический ряд служит основой и связующим элементом всех его статей.²⁸ Иногда, особенно при назывании зверей, птиц или растений, в словаре дается не перевод, а описание этих понятий, что роднит словарь с Азбуковником, например: «Чегалà — птица пегà з гусА, кричи(т) пре(д) погóдою челове-ческимъ i млáденьчески(м) гласомъ, i конéмъ рже(т)» (л. 107—107 об.). Словарь включает в себя целый ряд этнографических, исторических и топонимических статей, топографическое и географическое описания Крыма, сведения о турецких завоеваниях и территориях, апокрифы. Все эти тексты имеют устное происхождение и лишь отчасти записаны на основании собственного опыта лексикографа. Так, например, в конце свода он помещает отдельную главу «Сказáнїе 'о пути` ко Теросалйму i 'о со(з)данГи церкви» (гл. 30, л. 126), но по сути никакого отношения к жанру хождений этот текст не имеет; судя по всему, автор не выезжал за пределы Крыма. Глава состоит из пересказа апокрифа о крестном древе и рассказа о схождении благодатного огня. Оба текста записаны со слов очевидцев, отмечены чертами восточной культуры и содержат детали, не встречающиеся в книжных памятниках, в том числе в паломнической литературе, например об омывании лица воском от свечей, зажженных от благодатного огня.²⁹

Как правило, к устным источникам в словаре даются отсылки, например: «Пов*" дую(т) убо турки i татáрове, ко'еА ради вины `ко(н)ск^їѧ мяса ядатъ» (л. 92). О том, что словарь записан непосредственно в месте событий, свидетельствуют ссылки на информантов разных этнических и религиозных групп, населявших Крым в середине XVII века. Первоначальные записи устных рассказов отредактированы автором в соответствии с хорошо знакомой ему славянской книжной традицией повествований о чудесах и явлениях икон. Там же, где описывается увиденное непосредственно автором, повествование ведется подробно и детально, но отвлеченно, без каких-либо упоминаний о личной судьбе писавшего. Таким образом, «Книга Элихв» представляет собой особый лексикографический жанр, переходный между словарем-разговорником и энциклопедическим тезаурусом, Азбуковником.

Особенности лексического ряда и сюжеты записанных рассказов позволяют в какой-то степени воссоздать историю происхождения словарного свода. Весь материал текста в совокупности отражает специфику историко-политической и религиозной ситуации в Крыму в середине XVII века, когда Крым находился под контролем Османской империи и представлял собой средоточие нескольких народностей и вероисповеданий. Рассказы о религиозных отправлениях верующих разных конфессий, описание обычаев разных этнических групп населения Крыма, описание местной флоры и фауны, рассказы о топонимах и связанных с ними легендах, большое число бытовой, вплоть до сниженной натуралистической лексики, свидетельствуют о том, что записи велись непосредственно в Крыму, причем, судя по особенностям фонетического воспроизведения лексики, записи были сделаны славянином, не знающим языка.³⁰

²⁸В этом отношении словарный свод вполне соответствует традициям русской средневековой лексикографии с присущим ей синкретизмом, см., например: Ковтун Л. С. 1) Лексикография в Московской Руси XVI — начала XVII в. Л., 1975. С. 209, 260; 2) Азбуковники XVI-XVII вв. С. 17-18.

²⁹Сердечно благодарю И. В. Федорову за консультации по паломнической литературе и истории древнерусских хождений в Святую Землю.

³⁰Те же признаки фонетической записи иностранного языка характерны и для карельского и зырянского словарей.

Словарь содержит много слов, связанных с военным делом («'Яньчерй — (т) стрѣльцы`. Топч'Ьй — (т) пушкáрь. Тухъ ѳéкъ — (т) пищáль. Клышъ — (т) сáблѧ» (л. 101) и т. д.) и военным бытом («Аскйръ газыръ 1туро — (т) вóйско готóво стои(т). Кáчь минь — (т) скблко тысащъ. Кыркъ ми(н) — (т) 40000 <…> Туш 'ты 'алъды — (т) в по-лóнъ взали <…> Куньма а" замáнъ булъду` — (т) ночева(т) порà стáвитца» (л. 101 об. — 102) и т. д.). К некоторым словам, обозначающим воинские и верховные чины, иногда приводится название на турецком, татарском и азовском наречиях: «Сь'яушъ — (т) головà стрелéцкой. По 'азовски Щербач'Ьй — (т) головà стрелéцкой. ЗатъчЪй — (т) головà стрелéцкой» (л. 101). Все это свидетельствует о том, что создатель словаря хорошо знал военное дело и имел к нему непосредственное отношение.³¹ Автор записей, судя по всему, был крымским полоняником, этой теме почти целиком посвящена глава 20 «Сказанш 'о вопрóсны(х) рЪчехъ»: «Кайде 'уренды сюлеме э — (т) гдЪ на'учйл-сѧ говори(т). Турктè туснáкъ сатьшъ 'алганъ — (т) ic турсшА страны полонанйкъ выкупленъ» <…> «Зындандà кóпъ 'отурдымъ сéнь — (т) в тюрм* много ли сид'Ьлъ ты`» (л. 114 об.) и т. д. Судя по обстоятельствам плена, автор обладал довольно высоким статусом, имел какой-то офицерский чин, по-видимому, был из разряда воинов служилых по отечеству, проходивших службу где-то на южных рубежах Московии. По данным В. Д. Жукова, это был один из самых распространенных путей попадания в плен, и именно эта социальная группа пленников являлась одной из наиболее многочисленных и составляла значительную часть выкупаемых полоняников по наиболее высокой цене.³² В плену автор находился в довольно сносных условиях, занимался знакомым ему канцелярским делом, на это указывает перечисление канцелярских принадлежностей среди орудий труда: «Саутъ — (т) чернильница. Мурюкéпъ — (т) черьнйло. Калéмъ — (т) перò. Кагáтъ — (т) бумáга. 'Епракъ — (т) лйстъ» (л. 112) и т. д. Возможно, он был воспитателем при дворе высокопоставленного лица и мог наблюдать за повседневной придворной жизнью и бытом, чему посвящена глава 19 «Сказáнїе 'о всаки(х) 'играхъ»: «Масáлъ сюлемè 'абилйрма — (т) скáски казáть 'ум'Ьёшъ ли. 'Юрла чéкъ — (т) п'Ьсни пóй. Кобызъ тартáръ — (т) огудбкъ 1грае(т). Тулупъ — (т) волынка. Сантырь — (т) цынбáлы. Сантрáчь — (т) ша(х)маты» (л. 113) и т. д.³³ Судя по включенным в текст сведениям о местах проживания в Крыму русских послов, эта тема ему также не была чужда.

Он наблюдал и мог сравнивать религиозные обряды разных вероисповеданий. Автор рассказывает о мусульманском обряде и основных мусульманских молитвах, приводит описание мечети, паломников-мусульман; отдельная глава посвящена обряду обрезания. Параллельно описывается религия армян, ее отличия от православной, службы, посты, армянские храмы; здесь же упоминаются экстатические молитвы дервишей и т. д. Сам автор оставался христианином и имел возможность участвовать в христианском богослужении: он постоянно ведет внутренний диалог с иными конфессиями и утверждает свою позицию о непреложности православного учения: «'1протйвусегò нáшъхри(с)т'1янскийо(т)вѣ(т)» (л. 88); «Еуръгакъдюртъкитапъ — (т) кре(с)тья(н)ск^їѧ сáмыѧ йстинныа книги» (л. 119 об.) и т. д.³⁴

Таким образом, текст был записан русским пленником в Крыму около 40-х — начала 50-х годов XVII века, отредактирован и собран в свод, дошедший до нас в автографе черного дьякона Прохора Коломнятина. Характер и достоинства текста позволяют судить о достаточном образовании, эрудиции и определенных литературных навыках автора. Замечательно, что сложившийся образ пленника, создавшего этот свод, типологически близок автору записок о пребывании в турецком плену в 70—80-е годы XVII века.³⁵

³¹Отметим, что лексика, связанная с военным делом, включена и в карельский словарь, и даже в небольшой коми-зырянский словарь.

³²Жуков В. Д. «Крымские полоняники» и их выкуп в 50-х гг. XVII в.: к истории колонизации Южной окраины Московского государства // Вестник Российского университета Дружбы народов. Сер. История России. 2012. № 4. С. 32—44.

³³О положении русских пленных в Крыму см., например: Бережков М. Н. Русские пленники и невольники в Крыму. Одесса, 1888. С. 17-23; Таки В. Царь и султан. Османская империя глазами россиян. М., 2017. С. 72-80.

³⁴О ситуации в Крыму, способствовавшей сохранению конфессионального статуса полоняников-христиан, см., например: Лавров А. С. Военный плен и рабство на границах Османской империи и Российского государства в XVII — начале XVIII века // ГИИМ. Доклады по истории 18 века / DHI Moskau: Vortrage zum 18. Jahrhundert. 2010. № 5. С. 8.

Между двумя текстами много сходного именно потому, что это записи очевидцев и участников событий, но эти памятники различаются жанром. Главной задачей нашего автора, несомненно обладавшего лингвистическими способностями, было не просто описание жизни в Крыму, но создание словаря живого языка той местности, в которой он находился.

Учитывая все ранее отмеченные реалии биографии и творчества инока Прохора Коломнятина, можно с большой долей вероятности назвать его автором тюркского словарного свода. Дополнительным аргументом служит текст включенных в «Цветник» 1668 года поздравительных виршей на день св. Василия Великого, которые, судя по почерку и чернилам, были написаны им ранее основного корпуса сборника. Этот праздник отдельной строкой прописан в словаре: «Екю"къ ба'ерамъ башгйлъ — (т) Велйкш празникъ, главà гóду. (Tie реку(т) Васшйд Велйкаго де(н), понéже 'и го(д) начина ют сь сегò днè» (л. 116). Поздравительные вирши обращены к светскому лицу, военачальнику, тезоименитому св. Василию Великому:

Леи бо благородие твое призывают…

Желают принести тебѣ себе Богу

Во еже бы смирил враг у твоею ногу.

Он да бы дал много лѣта здѣ продолжати

И весело побѣдныя пѣсни воспѣвати.

В поздравлении читается акростих: «ВАСИЛИЙ ПЕТРОВИЧ, ЗДРАВСТВОЙ ВО ВЕК». Конечно, этих данных не достаточно, чтобы определенно назвать имя адресата, но им мог быть, например, Василий Петрович Львов — окольничий, стольник, воевода, который в 40-х годах XVII века служил на западных и южных границах Московского государства.³⁶

Особенности неизвестных ранее лексикографических статей в «Цветнике» 1668 года, их единообразие в наборе лексики и оформлении свидетельствуют о принадлежности их одному составителю. Подобные тематические разговорники были широко распространены в Европе к середине XVII века и использовались в качестве пособий для обучения языкам.³⁷ Могли ли словари инока Прохора Коломнятина применяться для обучения иноземцев русскому языку или русских — иностранному? Учитывая его педагогический статус и авторитет в 70—80-е годы XVII века, можно было бы допустить такое использование для карельского и зырянского разговорников, которые записывались, по-видимому, уже в Ростовских землях, но все же связывать напрямую создание этих словарей с учебным процессом у нас нет никаких оснований. Тем более невозможно видеть учебное пособие в тюркском словарном своде, точно так же, как нет причин связывать возникновение текста с гильдией переводчиков и толмачей восточных языков Посольского приказа этого периода.³⁸ Вряд ли можно усмотреть в словар ных записях Прохора Коломнятина и элементы зарождающейся барочной «Kuriositä-tenkultur» — своеобразного культа редкостей, выражавшегося в собирании и отчасти использовании в салонной культуре экзотических языков,³⁹ слишком реалистичный, практичный, прагматичный словарь-тезаурус, созданный им, менее всего отвечал задачам умозрительной эстетики, да и обстоятельства вряд ли к тому располагали.

³⁵Сырку П. А. Описание Турецкой империи, составленное русским, бывшим в плену у турок во второй половине XVII века // Православный Палестинский сборник. СПб., 1890. Т. 30. С. I—III, 1-54.

³⁶Корсаков В. Львов Василий Петрович // Русский биографический словарь. СПб., 1914. Т. [10]. С. 771-772.

³⁷Алексеев М. П. Словари иностранных языков в русском Азбуковнике… С. 46—60.

³⁸Поданным А. В. Белякова за период 1645—1682 годов в Посольском приказе учтено 24 переводчика c восточных языков, из которых только два имели не татарское происхождение; остальные были бывшими служилыми татарами и мурзами. Сходная ситуация наблюдается и среди толмачей, даже с допущением того, что иногда в толмачи верстались бывшие полоняники из городовых дворян и детей боярских за «долгое полонное терпение». Некоторые из них, будучи уже в почтенном возрасте, принимали постриг и вскоре умирали вследствие надорванного в плену здоровья. Никаких сведений о специальном обучении языкам в стенах Посольского приказа в Москве не имеется, см.: Беляков А. В. Служащие Посольского приказа 1645-1682 гг. СПб., 2017. С. 100-101,144-146.

Скорее типологически словарные записи русского лексикографа, известного нам только по иноческому имени, близки словарям путешественников в Московию Ричарда Джемса (1618—1619)⁴⁰ и Тенниса Фенне (1607).⁴¹ Как и они, инок Прохор Коломнятин руководствовался не только прагматической задачей — освоиться в чуждом для него мире, но и интересом к жизни в ее необычных для него проявлениях. ³⁹Алексеев М. П. Словари иностранных языков в русском Азбуковнике… С. 48.

⁴⁰ЛаринБ.А. Русско-английскийсловарь-дневникРичардаДжемса(1618-1619гг.). Л., 1959.

⁴¹Tönnies Fenne's Low German Manual of Spoken Russian. Pskov 1607. Copenhagen, 1961. Vol. 1: Facsimile Copy; 1970. Vol. 2: Transliteration and Translation / Ed. by L. L. Hamerich, R. Ja-kobson; 1985. Vol. 3: Russian-Low German Glossary / Ed. by A. H. van den Baar; 1986. Vol. 4: Mit-tel-niederdeutsch-neuhochdeutsch Wörterbuch zum Russischniederdeutschen Gesprächbuch / Ed. by H. J. Gerneetz; Hendriks P., Schaeken J. Tönnies Fenne's Low German Manual of Spoken Russian. Pskov 1607: An Elelctronic Text Edition (http://www.schaeken.nl/lu/research/online/editions/fenne11.pdf; дата обращения: 30.04.2019).